сильна — гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. И тогда нездоровая городская бледность ее щек вдруг поражала самое сердце ослепительной девственной белизной.
Он почти не видел картины, возникающей под руками Деяниры, сколько ни щурился. До сих пор Евтихий существовал в мире крупных предметов. Крупных, а главное — знакомых. Очутившись в полутемном городском доме, где знакомой представлялась разве что кухня с теми же горшками и ухватами, что и в деревне, Евтихий растерялся. Он не мог различить и половины из окружающего.
Деянира каким-то образом догадалась об этом. И как-то раз подняла голову, глянула на него и проговорила:
— Хватит мучиться. Если хочешь рассмотреть хорошенько, подойди ближе и смотри на здоровье.
Он встал, осторожно приблизился. Она не спускала с него глаз. Наблюдала за тем, как он щурится, как подрагивают его нижние веки.
— Ты плохо видишь, Евтихий, — тихо сказала она. — От других ты мог скрывать это, но не от меня.
Она протянула руку и вдруг коснулась его запястья.
— Ты ничего о себе не рассказываешь. Как ты жил? Откуда у тебя эти шрамы?
Он молчал.
— Садись поближе и рассказывай, — приказала девушка.
— Я не умею.
— Знаю, что не умеешь! — досадливо откликнулась она. — Учись.
Он просидел рядом с ней совсем недолго и все это время вертелся и нервно озирался по сторонам, не в силах вымолвить ни слова. Наконец он вскочил:
— Я должен купить продукты.
Деянира спокойным тоном отозвалась:
— Ты пойдешь за продуктами через полчаса, когда изменится солнечный свет. Ближе к вечеру. Я пойду с тобой, потому что работать при неправильном освещении будет уже нельзя. А пока — сиди и рассказывай. Или молчи, если ты такой косноязычный болван!
Счастье было недолговременным и ворованным и оттого ощущалось особенно остро. Сидеть у ног женщины, смотреть, как уверенно и быстро двигаются ее руки над ткацким станком, молчать. Завтра всего этого уже может не быть.
Через полчаса она действительно закончила работу и встала.
Они выбрались на улицы, но вместо того, чтобы идти на рынок, просто отправились бродить. Деянире нравилось показывать чужаку город. Она говорила о домах и колодцах с такой гордостью, словно сама их придумала и построила. Она очень много знала и замечательно рассказывала.
Это показалось Евтихию странным и в конце концов он не выдержал:
— Ты гобеленщица. Кто же учил тебя мастерству рассказчика?
— Никто — я сама умею, — ответила Деянира. — Это такой же дар, как и… другой.
— Другой дар? — Евтихий пристально посмотрел на нее, вымогая ответ.
Она нехотя сказала:
— Ты видел, как я работаю. Вообще-то показываться за работой запрещено. Я тебе уже объясняла. Ты видел мой дар.
— Я все равно не понял, — признался он.
— Я очень хороший мастер, — засмеялась Деянира. — Это редкий дар. Меня почти не нужно учить, я схватываю ремесло на лету.
Она вывела Евтихия на центральную площадь и указала на странное здание, похожее на храм неизвестного божества. Еще в первый раз оно привлекло его внимание — но так и осталось неразгаданным.
— Как ты думаешь, — прошептала Деянира, указывая на фасад, украшенный каменными гирляндами цветов, — что это такое?
— Понятия не имею, — признался Евтихий.
— Ну, выскажи хотя бы одну догадку! — настаивала девушка. — Мне интересно.
Он удивленно поднял брови.
— Тебе интересны мои догадки?
Настал ее черед удивляться.
— Почему бы и нет? Я хотела бы узнать тебя получше, а человек ни в чем так не раскрывается, как в своих догадках!
После долгого молчания Евтихий спросил:
— Ты действительно хотела бы меня узнать получше?
Девушка вдруг рассердилась.
— Ты не отвечаешь на вопросы, а только мямлишь!
Он опустил голову.
— Ты первая женщина, которая так говорит.
— Только избавь меня от откровений, сколько женщин тебя не полюбило… Поверь, это интересует меня в последнюю очередь.
— А что тебя интересует?
— Ты.
Он покачал головой и сдался:
— Мне кажется, это — храм, только вот какому существу он посвящен?
— Это гробница, — сказала Деянира серьезно. — Здесь похоронен человек, который однажды спас город. Он совершил невозможное, передал сообщение, которое, как казалось, невозможно будет передать. Неведомыми путями и в кратчайшие сроки он прошел сквозь армию врагов, осадивших Гоэбихон, и привел подкрепление. Его звали Кохаги.
— Там внутри тьма, — пробормотал Евтихий. — Я заглядывал в окна.
— Внутри тьма, потому что это гробница, — объяснила Деянира. — Ее покой никто не осмеливается потревожить. Никто не знает, что там происходит на самом деле. Там — мертвое тело. Саркофаг. Тьма создает абсолютный покой, и она же оберегает его.
Тихий свист привлек внимание собеседников. Евтихий вздрогнул, поворачиваясь на звук: он узнал человека в плаще с кровавым пятном. Не разглядел его, не увидел, а именно узнал: повадку, манеру держаться. Не увидел, а ощутил его присутствие.
Деянира сразу уловила перемену в настроении своего спутника.
— Что там такое?
— Просто один человек, — нехотя сказал Евтихий.
— Ты с ним знаком? Он как-то странно на нас смотрит.
— Нет, я его не знаю, — ответил Евтихий быстро.
— Этиго! — крикнул чужак и снова свистнул.
Деянира поджала губы. Евтихий молча смотрел себе под ноги и не трогался с места.
— Эй! — закричал незнакомец опять. — Как там тебя! Евтихий!
Деянира сказала сухо:
— Ступай. Тебя, кажется, зовуг.
— Я не хочу к нему идти! — взорвался Евтихий. — Мне нет дела до того, что он меня зовет! Я ему больше не слуга. Он сам отпустил меня.
— Так вот кто ты такой, — проговорила девушка, глядя на него пристально. — Вот откуда у тебя шрамы… Поверь мне, эта связь никогда не разорвется. Бывшие жены, бывшие господа, бывшие друзья… В таких делах не бывает «бывших». Люди, с которыми тебя когда-либо связывали тесные узы, не отпустят тебя до конца твоих дней. Они вечно будут стоять на твоем пути. Они вечно будут жить в твоей душе. И в любой миг — в любой, Евтихий, поверь мне! — они могут возникнуть перед тобой и потребовать своего. Это произойдет, когда ты меньше всего будешь ждать, когда ты вообще не будешь готов к подобной встрече… Я очень хорошо понимаю тебя. Сейчас. — Она покусала тонкий пальчик в попытке приглушить страдание. — Слишком хорошо я понимаю тебя, Евтихий… Иди к нему.
Неожиданно Евтихий коснулся ее локтя.
