тыкать, повторяя бессмысленно:
— Мави… меки… меки… мави…
— Мави, — согласился Сигизмунд. — Конечно, мави. И меки тоже.
Девка пошла шарить дальше.
Фотография самого Сигизмунда с “камрадами” на фоне “Новой Победы” почему-то не привлекла ее внимания. Даже обидно как-то.
С другой стороны, в комнате имелись такие конкуренты — хоть куда. Сигизмунд, едва выдворив Наталью, украсил бывшую супружескую спальню двумя памятниками полиграфического искусства. Один представлял собою огромный портрет Сальватора Дали с тараканьими усами и устрашающе вытаращенными глазами. Дали пялился прямо на постель, смущая редких женщин Сигизмунда. Второй плакат был куплен на Арбате в начале перестройки. На нем был изображен красноватый Ленин, усердно долбящий дырочки в перфоленте. Компьютеризация в разлив, мать ее ети!..
Сигизмунд причислял себя к людям перестройки. Он любил этот плакат. А Наталья не любила.
Вообще чем больше вспоминал Сигизмунд о Наталье, тем больше находилось вещей, которые он, Сигизмунд, нежно любил, а Наталья напротив, не любила. И гонения на них вела.
Интересно, на что сейчас полоумная кинется? Кого предпочтет — Дали или Ленина?
Девка выбрала Дали. Художественная натура!
Она созерцала Дали с благоговейным ужасом. А потом что-то втолковывать Сигизмунду стала. Целое представление в лицах разыграла. Напоминал ей кого-то Дали, что ли? Девка размахивала руками, прыгала по комнате, своротила пепельницу, кобеля за хвост дернула, — словом, вела себя преувеличенно, — а потом опять на Дали показала: вот, мол.
Сигизмунд даже испугался. Сказал:
— Да успокойся ты, успокойся. Все нормально. Свой это мужик. — А потом спросил вдруг ради интереса: — Что, Охта?
Девка ответила утвердительно. Да, мол, Охта.
На Охте, стало быть, со стариком Сальваторычем встречалась. Видать, ценители Сальваторыча над ней надругивались. Изверг-то эстет, оказывается!
Стоп. Какой изверг? Мы же еще вчера постановили, что нет никакого изверга. Побольше pulp fiction жри, сам станешь… э-э-э… Сигизмунд затруднился продолжить.
Впрочем, вождь мирового пролетариата увлек девку не меньше, чем вождь растленно-буржуазного сюра. В Ленина девка всматривалась долго. Водила пальцами над склоненным над перфолентой челом. Бормотала что-то. Сигизмунд только одно слово разобрал: “Аттила”.
Даже присвистнул. Ничего себе, ассоциативный размах! Переспросил, не поверив:
— Аттила?
Полоумная оторвалась от Ленина, закивала и горячо понесла что-то несусветное. Видно было, что очень ее, девку, это волнует.
Сигизимунд спросил, немного обеспокоившись:
— Может, чаю тебе горячего сделать?
Девка, естественно, не поняла.
Сигизимунд решил проверить, насколько сильны у нее ассоциативные связи. Спросил отрывисто и четко:
— Аттила? Гитлер? Наполеон? Сталин?
Девка заморгала белесыми ресницами. Не врубается. Хотя видно, что старается. Угодить хочет.
Тогда Сигизмунд пошел испытанным путем.
— Аттила? — спросил он, тыча в девку пальцем. — Охта?
Она замотала головой. Мол, к Аттиле Охта не имеет отношения. И на том спасибо. Не был на Охте Аттила. Не завоевывал, стало быть.
После этого девка подобралась к компьютеру. Сигизмунд отреагировал лаконично:
— Кыш.
Для верности еще и пальцем погрозил. Она отскочила.
Девка хоть и юродива, но не вредоносна. Это он уже уяснил. Если скажешь ей “нельзя” — так, чтоб до нее дошло, — то трогать не будет. Это тебе не кобель, об которого хоть палки ломай, все равно свой нос сует везде и всюду.
А тем временем полоумная приступила к исследованию дивана, на котором Сигизмунд возлежал. На четвереньки встала. Заглянула вниз. Ничего не увидела.
Озорства ради Сигизмунд надавил на кнопку “ленивки”, включая телевизор. “Ящик” был ориентирован мордой к дивану — для удобства.
“Ящик” ожил. Показал певичку. Певичка демонстрировала ляжки и убого страдала.
Девка вскочила. Очень испугалась. К Сигизмунду метнулась, защиты ища. Он погладил ее по голове — с легким нажимом, как пса — и рядом с собой усадил. Мол, сиди.
Поначалу она дрожала, но постепенно успокоилась. Увидела, что телевизор больше никаких самостоятельных действий не предпринимает.
Сигизмунд показал ей “ленивку”. Как включать, как выключать. В руки дал, заставил повторить.
Сперва девка держала “ленивку”, как ядовитого скорпиона. Потом зажмурилась и с глубоким вздохом нажала. Телевизор выключился.
В комнате сразу стало тихо и очень уютно. Пошлость, льющаяся из “ящика”, прекратила свой ток.
Превозмогая себя, Сигизмунд сказал девке, чтобы еще раз нажала на кнопочку.
— Жми, где POWER, — посоветовал он ей дружески.
Он произносил “повер” — так смешнее.
Девка втянула голову в плечи и с силой еще раз надавила кнопку. Ух ты! Получилось. “Ящик” с готовностью выдал новую порцию чуши. Кобенились какие-то упитанные молодцы. Вертели задницами — завлекали.
Сигизмунду остро захотелось послушать Мурра. Нервного, злобного, неустроенного Мурра. Чтоб пел, и сквозняком дуло.
Только на чем слушать-то? Сокрушили музыку-с, Сигизмунд Борисович. В припадке ярости.
Девка молодцев осудила. Брови нахмурила, фыркнула. Доложила что-то неодобрительное. Эта фраза, как показалось Сигизмунду, состояла почти из одних свистящих звуков.
Сигизмунд объяснил знаками, что он с юродивой всецело солидарен, а потом показал, как переключать с программы на программу.
Новое чудо тугоумная девка переваривала еще минут десять. Быстротой мышления не отличалась. Впрочем, это Сигизмунд еще и раньше отметил.
Наконец добрались до шестого канала. С ракушкой в углу. Там, как всегда, благополучно пищали “Утиные истории”. Нечастые визиты Ярополка обычно как раз и сводились к просмотру чего-либо подобного, столь же дебильного. Поэтому Сигизмунда передернуло.
А девка… Куда только девался ее юродиво-утонченный эстетический вкус, заставивший ее безошибочно метнуться к Дали и застыть перед усатым маэстро в немом восхищении!
Подбежала. Прилипла к экрану. Долго смотрела, бегая глазами. Потом обернулась к Сигизмунду и засмеялась. Именно в том месте, где засмеялся бы Ярополк. Ярополка всегда смешило как раз то, что Сигизмунду казалось наиболее тупым.
Сигизмунд оттащил девку подальше. Чтобы не совсем мордой в экран тыкалась. Вредно.
Снова усадил рядом с собой на диване. Отсюда, мол, смотри.
Она повертелась, поерзала. Глаза пощурила. И снова сорвалась и подбежала поближе.
Близорукая, что ли? Ладно, пусть пока так смотрит.
А что, подумал Сигизмунд и сладко потянулся на диване. Неплохо он, Сигизмунд, в жизни устроился. Вот и старик Дали с ним, небось, согласится… Вон, лыбится да таращится. Весело, небось, усатому говнюку.
Дела в фирме “Морена” крутятся. Тараканы дохнут, как и предписано справочником СЭС, — вон, на полке, рваный корешок. До дыр зачитал — отец-основатель… Бравый Федор, отморив свое, с лялькой
