— Раздевайся, что стоишь?
— Да я на минутку, Сигизмунд Борисыч.
Однако же НАТОвский пятнистый ватничек снял и прошел на кухню, умело лавируя между простыней и наволочкой. Явно хотел чаю.
Сигизмунд поставил чайник.
— Докладывай, что там стряслось? Что ты там не мог такого сообщить мне по телефону?
Боец Федор многословно и бойко начал рапортовать по начальству.
Поехал он, значит, за гальюнами. Приезжает. Ведут его к продукции. Тот самый хмырь ведет, знаете его, чернявый. Отгружай, говорит. Я ему говорю: “Погодь, малый, посмотреть продукцию надо-то”. А он: “Чего смотреть? Не хрусталь, чай. Гальюн кошачий — он, это…”
Федор говорил напористо, чуть задыхаясь от небольшого праведного гнева.
— Короче. Беру. Гляжу. Во-первых, цвет. Это же лошади шарахаются, какой цвет. Договаривались же, что белые будут. Он: хуе-мое, какая разница. Я его (Тут Федор убедительно взял Сигизмунда за пуговицу) останавливаю. Стоп, говорю. Договаривались — белый. Некондишн — налицо. Потом. Складываю. Беру деталь номер один и ставлю на деталь номер два. Согласно технического описания. Испытал на устойчивость. Качается! Я ему говорю: “Качается!” Он: “Какое качается? Не качается! Во!” И легонько потрогал. У него не качается. Еще бы дунул. Дунешь — тоже не качается. Так на него же не дуть будут, правильно? Он говорит — пройда такая: “Ты, говорит, на него еще сядь, под тобой развалится — скажешь некондишн”. Я говорю: “Зачем я буду садиться? На него кошка взойдет. Оно качнется, животное испугается. Нам рекламация. Отвадили кошку от цивильного туалета. Зачем нам это надо?” Он говорит: “А что кошка? Под кошкой тоже качаться не будет”.
Федор сделал паузу и домовито разлил чай по чашкам. Сигизмунд сел, отмахнул с лица мокрую простыню.
Федор продолжил повествование:
— Я ему говорю: “Кошка весом от трех кэгэ. Норматив. Во всех справочниках указан.” Он согласился! Я говорю: “Прикладываем силу от трех кэгэ”.
Тут Федор полез в нагрудный карман и, к величайшему изумлению Сигизмунда, извлек оттуда силомер с циферблатом. Предъявил. Сигизмунд повертел в руке. Федор ревниво следил за ним и при первой же возможности отобрал назад.
— Голландская вещь. Десять гульденов. Я его сжал в кулаке. Видишь, говорю, прикладываю силу в три кэгэ. Сейчас такую же силу будем прикладывать к изделию. Приложил. Качается! Качается, блин. Против точной измерительной техники он ничего не сказал. Он может доказать, что лиловое — это белое, тут я ничего поделать не могу. Измерить нечем. А насчет силы — прибор имеется. тут уж он ничего не смог.
Фирма “Морена” приторговывала кошачьими гальюнами трех модификаций: “Восход—20”, “Восход— 40” и “Восход—60”. Под такими названиями изделия значились в разных бумагах. “Восход—60” был настоящим аэродромом. Пять кошек одновременно присядут, не подравшись. Брали их мало. Самый ходовой товар был, естественно, “двадцатка”. Эти-то и проверял боец Федор.
— “Двадцатки” забраковал? — уточнил Сигизмунд.
— Он говорит мне: “Забирай те, те нормальные”, — вместо ответа продолжал Федор. — Я говорю: “Ща, мужик, только проверим”. “Сороковки” — тоже брак. Небольшой. Вы уж с ними сами, Сигизмунд Борисыч, разбирайтесь. Я конфликта делать не стал — зачем? Сказал, что ответственность на себя брать не буду. “Шестидесятки” — те нормально. Развез. Только и старые еще не проданы.
Сигизмунд без удовольствия подумал о том разговоре, который придется вести в понедельник.
Спросил бойца хмуро:
— А по телефону-то почему не рассказал? Чай, не ядерные боеголовки производим.
— Так, Сигизмунд Борисыч, вы как младенец… Кто ж такое по телефону говорит! Бизнесом же занимаетесь. Тут бабка семечками торгует — и то с оглядкой. А у нас годовой оборот в тыщи долларов!
— Две, — сказал Сигизмунд.
— Что две? — не понял Федор.
— Две тыщи, — пояснил Сигизмунд.
— Я и говорю! — оживился снова Федор. — Шпионаж. Вы не поручитесь, что ваш телефон не прослушивается.
— Всегда слышно, если прослушивается.
— Да ничего не слышно. Сейчас знаете, какая техника! Что вы так мрачно отнеслись-то? Дело-то обычное. Ну, фоните. Вести себя потише, да и все… — Федор наклонился вперед и тихо спросил Сигизмунда: — А эта-то, литовка-то, все еще у вас?
Надо же, заметил! Шубка-то на вешалке висит…
— У меня, — сказал Сигизмунд.
— А эти проявлялись?
— Кто?
— Партнеры ваши.
— Нет, не проявлялись.
— Вы поосторожней с такими вещами, Сигизмунд Борисыч. Просто так ничего не делается. Просто так даже кошка на нашу продукцию не взойдет. Тем более — человека забыли. Что за человек? Вы ее документы смотрели?
— Да ладно тебе, Федор. Обыкновенная лялька. Ее для тепла в постель берут. Как кошку.
— Вот такие-то обыкновенные, как кошки… — снова завел Федор. И махнул рукой. — Ну, дело ваше. Только вы поосторожней. Лишнего при ней не говорите. Если что — скажите мне. У меня ребята есть… — Тут он встрепенулся. Интерес в нем пробудился хищный. — А то хотите, звякну дружкам, шурину. Прозвоним вашу девку. Незаметно.
— Как прозвоните?
— На предмет “жучков”…
— Жучки, Федор, — это кого мы травим, — назидательно молвил Сигизмунд. — Опрыскиваем, сживаем со свету… Ты, главное, в конторе про литовку не тренди.
— Понял, — сказал Федор. И перешел к другому: — Да, вот еще что, Сигизмунд Борисыч. Мне бы “сороковку”.
— А что уж сразу не “Восход—60”?
— Там площадь маленькая. Я специально замерял. Там “сороковка” в самый раз. Под ангору “сороковка” требуется. Ангора — она пушистая, ей пространство для маневра нужно.
— Ладно, — сказал Сигизмунд. — Возьми. — И спросил, больше от скуки: — Она хоть на морду смазливая?
— Кошка-то? — удивился Федор. — Во!
И показал расцарапанную руку.
— А кому ты “сороковку” хочешь? Не ляльке новой?
— Какой ляльке? — еще больше удивился Федор.
— А кому?
Федор замялся.
— Батюшка просил.
В разговорах Федор своего родителя обычно именовал батяней. Никак не батюшкой. Недоумение Сигизмунда длилось до того мгновения, пока Федор не пояснил дополнительно:
— Отец Никодим.
Это, стало быть, тот сварливый поп, у которого Федор домовых муравьев морил.
Сигизмунд с сомнением посмотрел на бойца Федора.
— А чего? — развязно сказал Федор. — Нормальный мужик. Только что с бородой да в рясе.
— Ты, Федор… — строго сказал Сигизмунд. — Ты смотри… Ты ему наши коммерческие тайны ненароком не выдай на исповеди. Как в романе “Овод”.
— Не читал, — доложил Федор.
Он допил чай и встал. Подводя итог всему сказанному, боец сказал:
— Ну, значит, “сороковку” я забираю. А с некондишном вы, Сигизмунд Борисыч, в понедельник
