— С капустой?
— И с капустой, и с грибами…
Сигизмунд оживился. Он любил пирожки с грибами.
— Я схожу позвоню, — сказала вдруг Наталья.
Сигизмунд проводил ее глазами. И чего мужика себе не найдет? Вроде, все у бабы на месте…
Пирожки мгновенно очистили сознание от лишних мыслей. Мать пекла их виртуозно, этого не отнимешь.
— Выпей хоть рюмочку, — сказал отец.
— Пап, ты понимаешь, что я ребенка повезу?
— А “папа” по-новому будет “атта”, — сказал Ярополк. — А от водки умирают.
В комнату вернулась Наталья. Бесстрастно сказала:
— Сигизмунд, я тут СЛУЧАЙНО набрала твой номер… Там у тебя опять норвежка. “Надо, говорит, Сигизмунда”.
Блин! Забыл включить автоответчик. И видеокамеру забыл. Хотел ведь снять Ярополка, родителей…
Сигизмунд бросился к телефону. Наталья слегка отвернулась от него.
Схватив брошенную Натальей трубку, Сигизмунд громко, чтобы в комнате слышали, энергично заговорил:
— Алло!
— Наадо, — жалобно сказала Лантхильда. — Сигисмундс… Наадо! Таак…
— Алло, Лантхильд?
— Йаа… — отозвалась девка, подумав.
Сигизмунд бодрым голосом произнес:
— Ик им микила! Махта-харья Сигисмундс. Милокс срэхва! Гайтс гоодс. Хва Хальвдан? Итан-фретан! — И, подумав, добавил: — Драккар!
Обдумав услышанное, девка печально повторила:
— Сигисмундс… наадо…
— Йаа, — сказал Сигизмунд. Сделал паузу. — Нии… Йаа…
— Наадо, — совсем тихо сказала девка.
— Надо, Лантхильд, — отозвался Сигизмунд. И положил трубку.
Вернулся в комнату.
— Что-то стряслось? — спросила мать.
Он неопределенно пожал плечами. Ему остро захотелось домой.
— Норвежцы твои вернулись, что ли? — осведомилась Наталья. — Видать, понравилось ей у тебя, норвежке этой?
Сигизмунд не ответил.
— Какие еще норвежцы? — встревожилась мать.
— Партнеры. Он теперь селедкой будет торговать, — пояснила Наталья.
— Там семейная фирма, — начал врать Сигизмунд. — Рыболовецкая. У меня сейчас отец с дочерью живут. Уехали было, а сейчас какие-то портовые сложности. Растаможка, то, се…
— Кто такие? — набычился отец.
Сигизмунд бойко перечислил:
— Хальвдан Трюггвассон, Лантхильд Хальвдансдоттир, Торир Трюггвассон и еще жених Лантхильд, Олав Карлссон.
— Карлсон снова прилетел! — очень кстати сказал Ярополк.
— И что, ты им ключи доверил от квартиры? — ахнула мать.
— Ну да. А что такого?
— С ума сошел! — ужаснулась мать. — А вдруг сопрут чего?
— Чего они сопрут? — возмутился отец. — Они же иностранцы. Чего иностранцам у нас переть?
— Не знаю. Может, военную тайну какую.
— Клопоморную тайну, — съязвила Наталья.
— У нас можно только неразгаданность и широту души спереть, — заявил Сигизмунд. Подергал себя за ворот рубашки. — Во!
На Наталью глянул.
— Не пора? Уже восьмой час.
Ярополк закричал, что не пора. Бабушка обещала дать пирожков с собой.
— И мне тоже дай, — сиротским голосом поклянчил Сигизмунд.
Мать сделала ему знак, чтобы вышел на кухню. Там усадила, плеснула холодного кофе, принялась разговаривать по душам.
— Как ты живешь, Гоша?
— Справляюсь.
— Может, тебе денег дать? Мы пенсию получили…
— Вы что, очумели?
— А кто, кроме родителей…
— Ну все, мам. Хватит.
— Что за норвежцы? Ты жениться надумал?
— Какое жениться, мать… Я рыбой торговать надумал…
Мать прихлопнула ладонью массивную брошку — красивую чешскую бижутерию блаженных времен застоя.
— Сердце ведь чует, Гошенька… Изболелось…
— У меня все нормально, мам.
Мать пригорюнившись посмотрела на него. Сигизмунд видел, что она ему не верит. Что она насквозь его видит.
И поспешил сказать:
— Мам! Они очень приличные люди. Ее отец… У него два сейнера. “Валькирия” и “Рагнарёк”.
— Да. Валькирия. — Мать покивала. Вздохнула. — Ладно, сынок, дело твое.
Сигизмунд встал, обнял мать. Мать мягкая, теплая. Погладил ее по волосам.
— Все хорошо, мам.
— Ладно. — Мать высвободилась, принялась собирать пирожки — в мешочек побольше для Ярополка, в мешочек поменьше — для Сигизмунда.
Сигизмунд возвращался к Лантхильде и чувствовал себя просто Красной Шапочкой.
По дороге домой, до Малой Посадской, Наталья молчала — была мрачна. Не любила она подобные визиты. Ярополк устал, подремывал, держа в кулаке пакет с пирожками.
Прощаясь, Сигизмунд поцеловал сына, кивнул Наталье. Та, не оборачиваясь, скрылась в подъезде.
До чего же все коряво получается… Интересно, это у всех так?
Нет, не у всех. У таежного Вавилы все в буреломах схвачено, все пучочком. И у Федора, небось, тоже. Да и Олав Карлссон не груши околачивает. В своем мифическом пространстве.
Сигизмунд поставил машину в гараж. Опять клятого “фордяру” пришлось обтекать неведомо какими маневрами.
Вошел, едва не пал под натиском собачьих восторгов. Кобель пушечным ядром вылетел навстречу, ластился, извивался. Был представлен к высшей награде — Пирожку Домашнему Первой Степени!
У девки в “светелке” горел свет.
— Лантхильд! — крикнул Сигизмунд. — Я пирожки принес. Итан иди.
Молчание. Только тахта скрипнула.
— Лантхильд, ты там?
