Скинк снял свои солнцезащитные очки и положил их в карман костюма. Дрожь ужаса пробежала по рядам сидящих. Скинк не разрешил гримершам поработать над своим лицом. Миникамеры быстро отодвинули.
Отводя глаза, преподобный Уиб проблеял:
– Джеремия, ты действительно исцелился?
– O да, брат Уиб.
– И что ты видишь?
– Великого человека в малиновом костюме.
Зрители зааплодировали. Многие лихорадочно выкрикивали хвалы небесам.
Скромно сияя, преподобный Уиб продолжал:
– И, Джеремия, над моей головой находится вывеска – эта вывеска была невидима для твоих глаз только несколько минут назад. Скажи нам, что на ней написано!
Здесь была ключевая реплика Скинка, в этот момент включали прямой эфир. Так как устроители предполагали, что Скинк все-таки не прозреет после исцеления, его попросили выучить содержание плаката и притвориться, что он читает.
На плакате было написано: «Озера Ланкеров представляют Турнир памяти Дики Локхарта» Мемориал Басс Бластерс Клэссик'.
Но Скинк собирался произнести совсем другие слова в микрофон.
Чарли Уиб ждал несколько секунд, которые показались ему долгими...
– Джеремия?
Скинк поднял глаза к плакату.
– Джеремия, пожалуйста, – сказал Уиб. – Что написано на этом плакате?
– На нем написано: «Выжми мой лимон, детка».
Горячее колкое молчание пало на сцену. Лицо преподобного Чарльза Уиба исказилось от ужаса. Его рот так и остался открытым, а блестящие коронки во рту сильно щелкнули, но никаких прочувствованных одухотворенных слов он произнести не мог.
Слепой великан с мясистым лицом начал плакать.
– Благодарю тебя, Господь. Благодарю тебя, брат Уиб. Благодарю за все.
Посте этого Скинк повернулся лицом к камере один. И мигнул.
Когда он мигнул, янтарный совиный глаз выпал из пустой глазницы и запрыгал по сцене с сильным грохотом. Это слышали все, даже те, кто был в задних рядах.
– О, я снова могу видеть, брат Уиб, – кричал человек, который недавно был слепым. – Приди, позволь мне обнять тебя, как Господь обнял меня!
Своими обезьяньими руками Скинк дотянулся до миникамеры и ткнулся в нее лицом.
– Выжми мой лимон, детка! – стонал он, прижимаясь губами к линзе.
Тринадцать женщин в толпе рухнули на пол со своих складных стульев, они были в обмороке.
На этот раз их обморок был подлинным.
– Хочешь пива? – спросила Лэни.
– Нет, – ответил Деннис Голт.
– А Перье? – Лэни порылась в холодильнике.
– Потише, – ответил ее брат. Он закидывал удочку в то место, где был завал сучьев – это продолжалось уже долго, но рыба не клевала. Он испробовал все приспособления из своего ящика со снастями плюс еще несколько экспериментальных гибридов, но из чистого упрямства вернулся к «двойной наживке». Это была секретная приманка Дики Локхарта, и все об этом знали, поэтому Деннис Голт умирал от желания выиграть на турнире, использовав ее. Похвалиться этим. Всех в этом убедить. Втолковать им. Показать этим тупым ублюдкам, что их король действительно мертв.
Голт знал, что находится на том самом месте, потому что звуковой измеритель глубины представлял ему детальную топографию дна канала. Куча валежника пересекала канал поперек, как лохматая черная спица. Она выделялась на плоскости, не имевшей других особенностей. Под ней горел красный огонек в форме эллипса.
Это была рыба.
По размерам огонька, Деннис Гол мог определить и размеры рыбы – она была очень велика.
Она оставалась на месте, но медленно двигалась между бахромой затонувших корзин для перевозки фруктов. И Голт соответственно следом направлял свои броски.
– Почему эта чертова рыба не клюет? – спросила Лэни.
– Не знаю, – ответил Голт. – Но хочу, чтобы ты помолчала.
Лэни скорчила гримасу и вернулась к своим жураналам. Она желала почти так же сильно, чтобы ее брат выиграл на турнире, как и он сам, но не совсем понимала, почему он принимал все это с такой серьезностью – особенно, учитывая, что деньги были ему не нужны. У Бобби Клинча, по крайней мере, были серьезные основания относиться к рыболовным турнирам, как к важному делу – он должен был обеспечивать продуктами кухню Клариссы и горючим «Корвет» Лэни.
