19 января 1987 года. Несмотря на то что четвертый альбом «Блудливых Юнцов» «Болезненное жжение» имел все шансы стать трижды платиновым, Джимми Стома отменяет долгожданное турне группы. Источники, приближенные к группе, сообщают, что Стома, завязав с кокаином, стал весить 247 фунтов и теперь стесняется показываться на публике. Сам Стома утверждает, что он просто хочет отдохнуть от концертов и «всерьез поработать в студии».
5 ноября 1987 года. Стому арестовывают в Скоттсдейле, штат Аризона, за то, что ударил по лицу фотографа журнала «Пипл», который следил за ним до самых ворот «Джила Спрингз Ранч», частной спа- клиники, специализирующейся на эксклюзивных программах экспресс-похудения.
11 ноября 1987 года. Стому арестовывают второй раз за неделю. На этот раз он хотел украсть кекс и два шоколадных эклера из булочной в центре Феникса.
25 февраля 1989 года. Стома и неизвестная женщина получают травмы в результате столкновения водного мотоцикла Стомы с круизным лайнером «Норвегия» в порту Майами. Лайнеру хоть бы хны, а вот Джимми Стома, по словам хирургов, не сможет играть на гитаре несколько месяцев.
25 сентября 1991 года. Выходит первый сольный альбом Стомы «Стоматозник», раскритикованный в пух и прах и «Спин», и «Роллинг Стоун». Сразу после релиза альбом занял 22 место в хит-параде «Биллборд»[6] и в течение двух недель слетел на 97 позицию, еще до того как…
– Джек?
Это мой редактор – Эмма Невозможная.
– Что ты сделала с волосами? – интересуюсь я.
– Ничего.
– Да я же вижу.
– Джек, мне нужно знать, о чем ты пишешь, для планерки.
– Короче, – говорю я. Эмма ненавидит, когда я делаю вид, что флиртую. – Твои волосы явно стали короче.
Эмма краснеет, но дальше хмурого взгляда дело не заходит.
– Я подровняла челку. Так что у тебя?
– Пока ничего, – вру я.
Эмма придвигается ближе – хочет подглядеть, что там у меня на экране. Она подозревает, что я гуляю по порносайтам, а за это ведь вполне и уволить можно. Эмма никогда никого не выгоняла, но ради меня с удовольствием сломает целку. Она не первый младший редактор, который хочет на мне попрактиковаться.
Эмма молода и обладает всесокрушающим стремлением подняться по редакционной служебной лестнице. Она мечтает о кабинете с окном, о высокой должности и о преимущественном праве на покупку акций.
Бедняжка! Я пытался подтолкнуть ее к профессии, более для нее подходящей – продавщица обуви, например, – но она и слышать не желает.
Вытянув лебединую шею, Эмма говорит:
– Рабби Левин умер вчера в-Восточном округе.
– А в понедельник умер рабби Кляйн, – напоминаю я. – Не больше одного мертвого религиозного деятеля в неделю, Эмма. Это оговорено в моем контракте.
– Значит, потрудись найти что-нибудь получше, Джек.
– Я именно этим и занимаюсь.
– Кто такой Джеймс Стомарти? – спрашивает она, бросив взгляд на мой монитор. Нефритовые глаза делают Эмму похожей на экзотического сокола.
Я говорю:
– А ты не знаешь? Был такой музыкант.
– Наш, местный?
– У него был дом в Силвер-Бич, – отвечаю я, – и еще один – на Багамах.
– Никогда о нем не слышала, – констатирует Эмма.
– Ты слишком молода.
Эмма смотрит на меня скептически: польстить не удалось.
– Читателей скорее заинтересует рабби Левин.
– Тогда спихни его в Городские Новости, – предлагаю я.
Эмму эта идея, конечно, не впечатлила. Она на ножах с редактором этого раздела.
– Сегодня воскресенье, – напоминаю я, – по выходным в мире ничего не происходит. Пусть «Городские новости» проводят досточтимого раввина в последний путь.
– Этот твой музыкант – сколько ему было?
– Тридцать девять.
– Надо же!