Если так, то я попался на крючок, как голодный карп. Два часа висел на телефоне – и в результате фиг с маслом. Так мне и надо.
Я набираю номер матери. Трубку снимает Дэйв, мой отчим. Мы начинаем пустой разговор про его неудачи в гольфе, пока он не переходит, как обычно, на Тайгера Вудса.[61] Он признает феноменальные успехи молодого человека, но при этом опасается, что Тайгер Вудс подстрекает тысячи юных представителей национальных меньшинств заниматься гольфом, а это значит, что рано или поздно некоторые из них получат доступ в любимый загородный клуб моего отчима и надерут задницы белым протестантам.
– Я ничего не имею против черных, – говорит Дэйв, – но, Джек, посмотри вокруг. Они уже подмяли под себя баскетбол, заполучили футбол, побеждают в беге. Могут они оставить нам хоть
– Ну что ты, – говорю я. Без толку спорить – Дэйв стар, упрям и дремуч.
– …не пойми меня неправильно, Джек, но что им может нравиться в гольфе? Господи боже, там даже не надо
– Мама дома? – перебиваю я.
– Джек, ты знаешь, у меня нет никаких предубеждений… Боже упаси!
– …и, как ты знаешь, мы с твоей матерью делаем щедрые пожертвования в этот Фонд негритянских колледжей. И никогда не пропускаем передачу Лу Роулза.[62]
– Дэйв?
– Но что меня больше всего беспокоит насчет этого Тайгера Вудса – а бог свидетель, он одаренный спортсмен, – что меня беспокоит, Джек, это идея, которую он внушает молодым, что гольф – это игра для, как бы это сказать… для
– Дэйв, мать дома?
– Она ушла за продуктами.
– Могу я задать тебе вопрос?
– Конечно, Джек.
– Не подумай, что я хочу сменить тему.
– Хорошо, хорошо.
– Она когда-нибудь говорит про моего старика?
– Хммм.
– Потому что она сказала мне, что он умер, – продолжаю я. – Она сказала, что прочла об этом в газете много лет назад. Ты случайно не помнишь, когда это было?
Тишина в трубке. Не похоже на Дэйва.
– Хотя бы приблизительно, – говорю я. – Мне просто интересно, Дэйв. Ты же понимаешь.
– Конечно. Он ведь твой биологический отец и все такое. Просто…
– Что?
Он покашливает. Как бы я хотел сказать, что мне неудобно ставить его в такое положение, но я молчу. Дэйв занимался сетевым маркетингом в компании «Эмвей», поэтому его невозможно сбить с толку.
– Когда мы с твоей матерью поженились, – наконец говорит он, – мы заключили уговор. Неписаный контракт, если хочешь.
– Продолжай.
Мы договорились, что не будем говорить о прошлых… как бы это сказать… связях. Никогда. Это касается бывших любовников, мужей, подружек, жен… всех бывших. Кто прошлое помянет, тому глаз вон.
– Понятно.
– Мы ведь с твоей матерью уже не были детьми, когда познакомились. Мы уже пару раз обжигались. Бегали за радугами.
– Я понимаю, Дэйв.
– Ничего хорошего не выйдет, если начинаешь копаться в прошлом, – мудро замечает он.
– То есть ты хочешь сказать «нет», я правильно понял? Она никогда не упоминала моего старика. Ни разу.
– При мне нет, Джек. Уговор есть уговор, – отвечает он. – Передать ей, что ты звонил?
Перерыв в отделе фотографии начинается в пять часов. Мы с Карлой встречаемся в кафе в том же супермаркете. Люди поворачивают головы, завидев ее вдохновленный Везувием цвет волос – а может, смотрят на мой малиновый нос. Вполголоса я описываю ей сцену на балконе Клио Рио. Карла безуспешно выспрашивает подробности. Она явно разочарована, что предметом страсти вдовы был не Рассел Кроу, не Леонардо Ди Каприо и не один из «Бэкстрит Бойз»[63] – ни у кого из них нет такой прекрасной шевелюры, которую я ей красочно описал. Карла обещает прошвырнуться по окрестностям и пособирать слухи. Она сообщает мне, что Клио обычно тусуется в клубе «Туда-Сюда»; это в Тетре, если ехать к центру по Саут-Бич.
– Это очень важно, – убеждаю я Карлу. – Я должен узнать имя этого мальчика на побегушках.
– Дай мне одни выходные, – уверенно говорит она.
