– Уроды! – в сердцах бросила Джолейн. Включив фонарик, показала Тому, что случилось. Когда она прикоснулась к еноту, тот зарычал и оскалил зубы. Кроум подумал, что зверь достаточно вооружен, чтобы перегрызть ему горло.
– Джолейн…
– Принеси аптечку, пожалуйста.
Она купила дешевый набор первой помощи в гастрономе перед прокатом моторки.
– Смотри, укусит, – заметил Том. – Нас обоих укусит.
– Она просто напугана, только и всего. Она утихомирится.
– Она?
– Будь добр, найди бинты.
Они обрабатывали лапу енота почти до рассвета. Их обоих укусили.
Джолейн просияла, когда зверек, злобно ворча, кинулся прочь. Том, перевязывая прокушенный палец, буркнул:
– А если у нее бешенство?
– Тогда найдем кого-нибудь и загрызем, – ответила Джолейн. – Есть у меня на примете подходящие ребята.
Они попытались снова развести огонь, но дождь зарядил еще сильнее, чем прежде, хоть и не такой холодный. Торопливо спрятавшись под лодочным навесом, они постарались укрыть от влаги еду и патроны. Вскоре ливень прекратился, влажная сине-серая темнота неба начала светлеть. Джолейн легла и выполнила две сотни своих упражнений, а Том держал ее лодыжки. Восточный край неба порозовел и зазолотился в преддверье солнца. Они перекусили кукурузными чипсами и батончиками гранолы – все было соленое. С рассветом они переправили «Китобоя» из-под мангров на открытую отмель – облегчили себе путь к отступлению. В лагере собрали все необходимое и двинулись на другой конец острова.
Двадцать два
Выйдя из самолета, Мэри Андреа Финли Кроум подумала, что ошиблась аэропортом. Ни фотографов из новостей, ни вспышек телевидения, ни репортеров. Ее приветствовал лишь оживленный, рано поседевший мужчина с резкими чертами лица. Он представился ответственным редактором «Реджистера».
Мэри Андреа спросила:
– Где все остальные?
– Кто?
– Журналисты. Я ожидала толпу.
– Считайте меня толпой из одного человека, – ответил ответственный редактор.
Он подхватил ее сумку. Мэри Андреа последовала за ним к машине.
– Мы едем в редакцию?
– Верно.
– Там будет пресса? – Мэри Андреа капризно вертела в руках четки.
– Миссис Кроум, мы и есть пресса.
– Вы понимаете, о чем я. Телевидение…
Ответственный редактор объяснил Мэри Андреа, что интерес к трагической гибели ее мужа оказался несколько менее напряженным, чем ожидалось.
– Не понимаю. Журналиста сжигают до каких-то клочков…
– Кому вы об этом рассказываете?
Ответственный редактор вел, превышая скорость, держа на руле одну руку. Другой он раздраженно тыкал в настройку радио, переключаясь между станциями с классической музыкой. Мэри Андреа хотелось, чтобы он уже выбрал наконец что-нибудь одно.
– Но я же знаю, это попало в газеты, – упорствовала она. – До самой Монтаны.
– О да. И даже на телевидение, – сказал редактор. – Вкратце.
– И что было?
– Я бы описал реакцию общественности, – ответил он, – как умеренное, но мимолетное любопытство.
Мэри Андреа оказалась в тупике. Ее охватило уныние – которое могло быть принято за настоящее горе теми, кто не знал о ее актерской биографии.
– Не принимайте на свой счет, – посоветовал ответственный редактор. – Это оказалось унизительным испытанием для всех нас.
– Но они должны были сделать Тома героем! – протестовала она.
Редактор объяснил, что работа газетного журналиста больше не имеет такого статуса, как во времена Уотергейта. Девяностые обернулись бумом интервью со знаменитостями, упадком серьезных исследовательских репортажей и намеренным «смягчением продукции» издателями. В результате, сказал он, теперь ежедневные газеты редко вызывают волнение среди своей аудитории, и люди обращают на них все меньше и меньше внимания.
– Так что смерть вашего мужа никакой шумихи не вызвала.
