– Я внесу это на наш счет условного депонирования, – сказала она. – Прямо сейчас.
Сквайрз степенно поднялся с кресла.
– Вы не производите впечатления лживого человека, – произнес он. – Из тех, кто попытался бы взвинтить собственные комиссионные, выдумывая фальшивые встречные предложения.
– Я не воровка, – ответила Клара Маркхэм. – И не имбецил. Симмонсов лес станет для меня самой крупной сделкой в этом году, мистер Сквайрз. Я не стала бы рисковать таким кушем ради пары лишних баксов.
Он ей поверил. Он видел их городишко – чудо, что она с голоду не помирает.
– Местный инвестор, вы сказали?
– Именно.
– Вряд ли вы будете настолько добры, чтобы сообщить его имя.
– Боюсь, вы правы, мистер Сквайрз.
– Но вы уверены, что у них есть средства?
– Есть, – кивнула Клара Маркхэм, думая: «По моим последним данным».
Мать Фингала проспала. Ее разбудил шум машин на дороге.
Она поспешно втиснулась в платье невесты, схватила свой зонтик от солнца и бросилась за дверь. Когда она добралась до пересечения Себринг-стрит и шоссе, было уже слишком поздно. Министерство транспорта собиралось замостить Иисуса-Дорожное Пятно.
Мать Фингала кричала и скакала вокруг, как наряженная цирковая обезьянка. Она плевала в лицо прорабу бригады и тщетно пыталась ткнуть зонтиком водителя парового катка. В конце концов она бросилась ничком на святое пятно и отказалась сдвинуться с места перед машинами.
– Закатайте и меня в асфальт, вы, безбожные ублюдки! – вопила она. – Да пребуду я едина со Спасителем моим!
Прораб вытер щеку и дал своим людям знак прекратить работу. Он позвонил в управление шерифа и сказал:
– Тут по дороге мечется сумасшедшая ведьма в свадебном платье. Что мне делать?
Прибыли два помощника шерифа, за ними – фургон телевизионщиков.
Мать Фингала целовала асфальт в том месте, где, как ей казалось, был лоб Иисуса.
– Не волнуйся, Сын Божий, – твердила она. – Я здесь. Я никуда не ухожу! – Ее преданность пятну была просто поразительна, учитывая находящегося поблизости с подветренной стороны раздавленного опоссума.
Подъехал полный автобус встревоженных паломников, но помощники шерифа приказали им держаться подальше от места работ. Мать Фингала подняла голову и изрекла:
– На холодильнике – коробка для пожертвований. Сами берите «спрайт»!
Теперь движение было заблокировано уже в обоих направлениях. Прораб бригады, родом из Тампы и незнакомый с местной легендой, осведомился у помощников шерифа, есть ли в городе психиатрическая больница.
– Нет, подавно пора, – сказал один из них.
Они схватили мать Фингала под руки и оттащили ее с дороги.
– Он смотрит! Он видит вас! – визжала она.
Заместители шерифа поместили ее в клетку патрульной машины и прогнали любопытных туристов. Прежде чем продолжить работу, прораб и его люди свободным полукругом собрались на разделительной полосе. Они пытались понять, о чем так разорялась безумная склочница.
Наклонившись над пятном, бригадир сообщил:
– Если это Иисус Христос, то я хрен собачий.
– Черт, да это ж тормозная жидкость, мать ее! – объявил один из мужчин, механик.
– Масло, – возразил другой.
Потом вмешался водитель парового катка:
– Отсюда это типа как баба. Закроешь один глаз – конкретно голая баба на верблюде.
Это прораба доконало.
– За работу! – рявкнул он.
Команда телевизионщиков наблюдала за асфальтированием. Сняли замечательный крупный план Иисуса-Дорожное Пятно, исчезающего под накатом черной корки асфальта. В эту сцену ловко вмонтировали кадр с юной паломницей, сморкавшейся в «клинекс», словно убитой го-Рем. На самом деле она лишь старалась не вдыхать ароматы Дохлого опоссума.
Сюжет прошел в дневных новостях Орландо. Его открывала съемка матери Фингала, нежно целующей священную кляксу. Джоан в волнении позвонила Родди на работу.
– В городе телевидение! А если они прослышат о черепашьем святилище?
– Притворимся, что его не знаем, – сказал Родди.
– Но он мой брат.