об пень дряхлого платана.
Фингал выступил вперед:
– Я об этой мерзкой твари позабочусь!
Бод встревожился, заметив в лапе мальчишки блестящую «беретту».
– Нет уж, – заявил он, отбирая пистолет. – Я сам исполню этот долг, сынок.
– Исполню что? – не поняла Эмбер.
На плечо ей легла рука Фингала.
– Лучше отойди, – посоветовал он.
Бодеан Геззер мог и не вернуться в лагерь, хотя об этом и не подозревал. Том Кроум и Джолейн Фортунс чуть было не подловили его в одиночку. Они следили примерно с сотни ярдов, как он перемещается по солончаковой низине в центре острова. Солончак был широким, овальной формы, окружен мангровой рощей и буреломом. Обычно во время серьезных осенних приливов он превращался в лагуну, но за двое суток сильный ветер согнал почти всю воду. Бод вспугнул стаи долгоногих птиц, со штурмовой винтовкой в руке топая по мергелю, похожему на жидкий заварной крем.
Джолейн и Том появились из-за деревьев почти через две минуты после него. Они не могли рисковать и проделать тот же путь по низине – там негде было укрыться. Поэтому они пригнувшись обошли поляну кругом, выбирая дорогу среди непролазных мангровых зарослей. Дело продвигалось медленно – впереди шел Том, придерживая упругие ветви, пока Джолейн с «ремингтоном» не протискивалась вслед за ним. Наконец они добрались до места, где приземистый гопник вновь вошел в лес – его можно было вычислить по хрусту и треску тяжелой поступи впереди. Они осторожно продвигались вперед, крошечными шажками, чтобы Геззер не услышал.
Потом хруст веток прекратился. Джолейн дернула Тома за рукав и жестом велела ему не двигаться. Поравнялась с ним и прошептала:
– Дерево горит, я чувствую.
Донесся разговор – да, они были очень близко от лагеря грабителей, возможно, слишком близко. Джолейн и Том тихо отступили, скрываясь за спутанным балдахином зарослей. Повсюду вокруг них на ветвях ожерельями висела свежесплетенная паутина. Изумленный Том откинулся назад.
– Золотой ткач, – сказала Джолейн.
– Потрясающий.
– Еще какой. – Как интересно, думала она, что всю погоню он так спокоен, почти расслаблен. А вот ничегонеделание, сидение в ожидании, похоже, выбивало его из колеи.
Когда Джолейн упомянула об этом, Том сказал:
– Потому что мне лучше быть преследователем, чем преследуемым. А тебе нет?
– Ну, мы подобрались к этим сволочам достаточно близко.
– Именно. У тебя хорошо получается.
– Для черной девицы, ты хочешь сказать?
– Джолейн, ну хватит уже.
– Не все из нас околачиваются на улице. Некоторые действительно знают, как вести себя в лесу… или ты имел в виду вообще всех женщин?
– Вообще-то да. – Том решил, что лучше считаться шовинистом, чем расистом, – к тому же Джолейн серьезна лишь отчасти.
– Говоришь, твоя жена никогда не брала тебя никого преследовать? – спросила она.
– Что-то не припоминаю.
– И ни одна из подружек? – Джолейн уже улыбалась. Ей явно нравилось время от времени его пугать. Она нежно поцеловала его в шею. – Прости, что подначиваю, но невозможно упустить такое развлечение. Знал бы ты, как давно в последний раз в полном моем распоряжении оказывался белый парень с комплексом вины.
– И вот он я.
– Надо было нам снова заняться любовью, – сказала она, внезапно погрустнев. – Ночью надо было снова это сделать, и к чертям дождь и холод.
Том подумал, что момент для темы не совсем подходящий – особенно с бандой тяжеловооруженных психов в трех сотнях футов.
– Я уже давно решила, – произнесла она. – Знала бы точно, когда умру, – определенно позаботилась бы, чтобы мне накануне вышибли мозги.
– Хороший план.
– А мы на этом острове по правде
Том сказал, что предпочитает думать позитивно.
– Но ты же согласен, – не унималась Джолейн, – есть шанс, что они нас убьют.
– Черт возьми, ну да, есть такой шанс.
– Поэтому я и хотела бы, чтобы мы занялись любовью.
– Думаю, у нас еще будет возможность, – возразил Том, пытаясь сохранять оптимизм.
