– Снимай эти нелепые штаны с головы. – Одной рукой она застегнула молнию на комбинезоне, другой стиснула Пух-лов револьвер, который до того стащила из «Настояшшей любфи» и припрятала в кустах неподалеку от костра. – Снимай. Выглядишь как извращенец. – И она выстрелила в землю у Пухловых ног, просто чтобы почувствовать, каково это – пальба из огромного тяжелого ствола. А еще чтобы гопники поняли – она не шутит и не станет вести переговоры ни с одним взрослым мужиком с шортами на роже.
– Так что вы, ребята, сделали с Фингалом?
Ничего, ответили они.
– Он отошел поссать, – объяснил Бодеан Геззер.
– И пропал.
– Чушь, – рявкнул Пухл.
– Идемте его искать. Надень что-нибудь, – велела Эмбер.
– Попозжа, – криво заухмылялся Пухл. – Точно не приметила кой-чего себе по душе, а? Кой-чего горячего и вкусненького?
Он покачал обгоревшим на солнце членом, заставив Эмбер выстрелить снова. На этот раз кольт чуть не выскочил у нее из руки. Пуля прошла между Бодом и Пухлом, прорезав мангровые заросли и шлепнув по воде.
Пока листья и ветки кружились над лодкой, демонический краб неожиданно отвалился с налитой руки Пухла. Животное, как выяснилось, давно подохло. Пухл пнул тошнотворный голубой панцирь и пробормотал:
– Вот сука!
Бод Геззер поднял перед Эмбер руки:
– Ладно, милочка, брось эту сраную пушку. Мы тебя поняли.
– Объясни своему дружку.
– Не беспокойся. Он с нами.
– Хуй там, – сообщил Пухл. – Только когда мы с ней чутка конфетку пососем.
Бод с отвращением нахмурился. Этот человек просто непостижим – никакого понимания приоритетов. Вообще никакого понимания.
– Он настаивает, полковник, – заметила Эмбер.
– Что я могу сказать? Порой он полный придурок.
– Пристрелить мне его, как по-вашему?
– Я бы не стал.
Пухл изучал зараженную руку будто сломанный карбюратор.
– У меня там до сих пор этот ебаный коготь, бля!
– Не все сразу, – утешил Бод Геззер. – Оденься, и пойдем искать бритоголового.
– Сначала моя дорогая Эмбер у меня в рот возьмет.
– Возьмет она у тебя, щас. Жопу твою несчастную она на тот свет возьмет.
– А вот и нет, мне так не кажется. Мне, кажись, должно маленько свезти.
–
– Это значит, что Эмбер никого не застрелит. Вот что это значит, уж не сомневайся.
Он шагнул к ней – преувеличенно подчеркнутый гусиный шажок а-ля Гитлер. Потом еще один. Теперь она сжимала револьвер обеими руками.
– Он нарывается, – предупредила она Бода.
– Да уж вижу. По-моему, это все чертов клей.
Пухл хихикнул:
– Это не клей, полковник. Это, блядь, настоящая любовь.
И с легкомысленным кличем напал. Эмбер нажала на курок, но услышала лишь слабый безобидный щелчок. Револьвер не выстрелил – барабан провернулся, боек уда-Рил, но пуля не вылетела.
Потому что в том гнезде не было пули – а вместо нее маленький клочок бумаги, в песке, пятнах пота и соленой воды, туго скрученный до размера отверстия. Если бы Эмбер достала этот клочок и рассмотрела, она увидела бы шесть цифр и силуэт розового фламинго, официальный символ флоридской лотереи.
– Я ж вам грил! – каркнул Пухл.
Он, голый, размахивал выхваченным кольтом в здоровой руке. Эмбер распласталась на песке и водорослях под ним, беззвучно пытаясь освободиться.
– Я ж вам грил, так-то! – Пухла разобрал грубый злобный хохот. – Я ж вам, тварям, грил, что мне свезет!
У Бодеана Геззера не было секса одиннадцать месяцев, его целибат оправдывался тем, что сексуальные отношения с не белыми женщинами противоречат Библии, а все белые женщины, которых он встречал, хотели слишком много денег. И все же его лихорадочно сдерживаемые желания при виде ароматной и доступной Эмбер омрачались дурными предчувствиями.
