желчи. Я искала средство, которое могло бы перевернуть принципы ре – и дегенерации. Ключ к бессмертию. Этот поиск в той или иной форме продолжается со времен появления человека. Даже скромный
Но Ши Чонгминг говорил о чем-то таком, с чем ранее никто не встречался, о том, что хранилось в тайне.
Однажды я взяла все свои краски и написала картину. На ней был изображен человек в городе во время войны. Лицо как у актера из театра Кабуки, гавайская рубашка, позади фигуры – американский автомобиль. В такой машине мог бы разъезжать гангстер. Возле ног человека валялись медицинские флаконы, перегонный куб, дистиллятор. Нечто драгоценное – нелегальное? – то, о чем никто не осмеливался говорить.
– Как красиво, – сказал Ши Чонгминг. – Правда?
Я посмотрела из окна его кабинета на деревья, покрывшиеся красной и золотой листвой. Мох на земле принял пурпурно-зеленую окраску, словно перезревшая слива. Время от времени в открытые двери входила призрачная фигура в кимоно и маске
– Стало быть, вы из тех, кто не может простить? – Я повернулась и посмотрела ему в глаза.
– Простить?
– Японию. За то, что она сделала в Китае.
В голову мне пришли слова китайского американца, историка. Я училась у него в университете: «Жестокость японцев превышала воображение. Жестокость они подняли до уровня искусства. Если последует официальное извинение, будет ли этого достаточно, чтобы мы простили?»
– А вы что же, простили? – спросила я. Он кивнул.
– Как вы могли?
Ши Чонгминг закрыл глаза, на его лице играла улыбка. Он долго молчал, обдумывая ответ. Могло показаться, что он уснул, если бы не его руки – они двигались и трепетали, как умирающие птицы.
– Как? – переспросил он и поднял голову. – И в самом деле, как? Кажется, что это невозможно, верно? Но я многие годы размышлял об этом – годы, в которые я не мог выехать из собственной страны, годы, в которые не выходил за пределы собственного дома. Пока меня не вышвырнули на улицу, пока не прогнали по городу с табличкой… – Большим и указательным пальцем он ткнул себя в грудь, и я немедленно подумала о фотографиях, сделанных в период Культурной революции. – Красные отряды сгоняли в толпу людей и вешали им на шею таблички типа «Ученый – ренегат» и «Антипартийный элемент». Пока вы этого не испытали, вам не дано познать человеческую натуру. Прошло много времени, но я постиг одну простую вещь: я понял, что такое невежество. Чем больше я его изучал, тем больше становилось ясно, что их поведение было вызвано невежественностью. Да, в Нанкине была горстка солдат, и в самом деле злобных по натуре. Этого я оспаривать не стану. Ну а другие? Самым большим грехом была их невежественность. Вот так все просто.
Невежественность. Я подумала, что об этом мне многое известно.
– То, что они делали в вашем фильме. Вы это имели в виду? Это и есть невежественность?
Ши Чонгминг не ответил. Его лицо закрылось, и он сделал вид, что занят бумагами. Упоминание о фильме каждый раз заставляло его замолчать.
– Вы это имели в виду, профессор Ши?
Он отодвинул бумаги, убрал все со стола, готовясь перейти к делу.
– Хватит, – сказал он, – не будем об этом говорить. Садитесь и скажите, почему вы сегодня ко мне пришли.
– Я хочу знать, что вы имели в виду. Вы хотели сказать, то, что они сделали…
– Прошу вас! Ведь вы сегодня не зря ко мне пришли. У вас появились какие-то мысли, я вижу по вашему лицу. Садитесь.
Я неохотно подошла к столу, села напротив, положила руки на колени.
– Ну? – сказал он. – И что же это?
– Я читала, – вздохнула я. – О китайской медицине.
– Это хорошо.
– Есть миф. История о божестве, божественном земледельце, который упорядочил все растения. Верно?
– По вкусу, температуре и качеству. Да. Вы говорите о Шен Нонге.
– Стало быть, я должна решить, к какому из этих разрядов следует отнести средство Фуйюки?
Ши Чонгминг смотрел мне в глаза.
– Что? – спросила я. – Что я такого сказала?
Он вздохнул, откинулся на спинку стула, соединив руки, легонько постукивал пальцами.
– Думаю, пришло время рассказать вам чуть больше о себе.
– Да?
– Не хочу, чтобы вы впустую тратили время. Вы должны знать: у меня очень большие подозрения относительно того, что мы ищем.
