прочитать… Открой глаза! Смотри! В каждой детали скрывается послание».
Но какое послание скрывается в этой книге?
В следующую ночь Орландо снова сидел над Пелагием, лихорадочно пытаясь постичь каждое слово – так же основательно, как изучал контуры плиты в долине Аламута. Рожденному в четвертом столетии, воспитанному в Йорке, этому Пелагию было едва за двадцать, когда он прибыл в Рим, столицу империи и Церкви, в эпицентр всей латинской культуры. Вместе с Августином он читал лекции. Блестящий юрист, обладающий темпераментным даром красноречия и прямым характером, который даже его враги не подвергали сомнению, хоть и пытались критиковать его учение. Тезисы еретика, «альпийской собаки, лаявшей за черта»:
- «Это неверно, что падение Адама наследуется всем человечеством как первородный грех. Однако Адам сам согрешил первым. Как может его личный грех распространяться на всех людей? Как может ребенок, который родился только сегодня, нести на себе тяжкий груз греха, который ему незнаком и никогда не был им совершен? Сотворенный Богом человек, когда он впервые видит свет мира, свободен от всех грехов. Грех – это не субстанция. Грех порождается свободой выбора. Каждый располагает свободой отличить зло от добра».
Орландо восхитился этой смелой мыслью.
Идеи Пелагия разрушали Церковь до основания. Без первородного греха смерть Христа, которая искупила вину человечества, оказывалась бессмысленной.
Таким образом, Церковь представлялась чем-то избыточным и ненужным, потому что и без предлагаемых ею средств искупления человеку открыты ворота в небо.
Британец был еретиком.
Почему же Адриан получал удовольствие от этой книги? Почему он был так привязан к этому Пелагию – настолько, что предпочитал эту книгу всем остальным? Что за личность был сам этот Пелагий? Адриан тоже явился с Севера, он был человеком моря. Судя по описанию, Пелагий был высоким человеком, блондином, с упрямым мужским характером, гордый, уверенный в своих силах.
Это подходило и Адриану. Таился ли здесь намек? Нет, тут нечто другое, Орландо чувствовал это. Эта книга…
Как спросил Усман: «Это хорошая книга?» Он ответил: «Почему тебе не прочитать ее?» Ответ Усмана гласил: «Как я могу? Она же написана на твоем языке». Да, это так. Среди всех арабских книг наверняка очень мало найдется сочинений на других языках. Кто из низари станет разглядывать том, исписанный римскими буквами на франконском языке? Может, книга содержит послание?
Орландо зажег свечу.
Раскрытая книга лежала рядом. Страница за страницей он подносил к горячим лучам свечи. Ему не пришлось долго листать.
Уже в конце первой главы он нашел то, что искал. Бледно и неровно, а затем все сильнее проступали ржаво-коричневые линии.
Внизу было приписано:
Capta vulpium! Поймай лису! Это была старая игра, их игра. Выдавай только самое необходимое! Оставляй следы. Ну, давай же, старина, ищи!
«Золото проверяют огнем, женщин – золотом, а мужчин – женщинами…» Какое сообщение срывается в этом предложении? И что означает намек о пальцах и коже? Возможно, в Аламуте найдутся еще указания? Может, Адриан оставил дополнительные следы? Существовало множество разных видов тайных чернил, с которыми они экспериментировали, будучи детьми: Aqua iunipera, лимонный сок и молоко волчицы. Это сообщение было написано уриной. Высушенное, оно исчезало и выступало лишь при сильном нагреве. Холодная, чуть подкисленная вода смывала его бесследно.
На следующий день пришла буря с дождем.
Окутанный колыхающимися облаками Аламут висел в горах, как насекомое, запутавшееся в огромной паутине. Казалось, вся жизнь в нем затаилась. Даже непрерывно шмыгающие по улицам крысы – и те забились в свои норы. Как далекие раскаты грома, из затянутой туманом долины доносился дикий рев Шах- руды. Беда тому, кто находился в ее тисках! Он погиб. Ярость воды уничтожит его.
Орландо лежал в своей келье и слушал бушующую воду. Это напомнило ему ручьи его детства, в которых они ловили форель. Ветер шуршал в деревьях. Картины прошлого вставали у Орландо перед глазами. То были давно минувшие события и отражения в зеркалах души, отражения, над которыми не властно время. Отсветы их душ – Адриана и Орландо. Еще погруженный в клубы сна, но уже выходящий на дневную сторону сознания, он наслаждался состоянием парения, неосознанно понимая, что видения исчезнут, когда силы сознания пробудятся полностью. Сквозь эти видения бежала девушка в сияющем блеске. Орландо проснулся, зная, что встретит ее. Кто она?
* * *
Вечером Орландо подмешали к чаю наииубу. Хотя сам корень был бесцветным, он был известен тем, что окрашивает мочу при приеме пищи.
Испуганный, он обратился к Сайде.
- Красная? – переспросила Сайда
- Да, красная, как кровь.
- С какого времени это у тебя?
- Я заметил это сегодня утром, когда уходил. Что это может быть?
Орландо как большинство мужчин не боялся боли, если речь шла о внешних повреждениях. Однако внутреннее расстройство наполнило его ужасом. Это было видно по нему.
- У тебя есть боли?
- Нет.
- Раздевайся. Я осмотрю тебя.
- Снимать все?
- Да. Ляг на живот.
Она обстучала его спину, потрогала печать пророка:
- Типичная родинка.
Ее пальцы заскользили по его спине:
- У тебя плечи кузнеца. Повернись на спину. Она ощупала его грудь и живот, исследовала кожу
подмышек так основательно, будто искала что-то, что не находила, хоть и ожидала увидеть. Так же она поступила с его бедрами. Ее пальцы как бы случайно огладили его мошонку. Прикосновение прожгло его, как электрический удар. Его плоть начала выпрямляться, возбуждаясь и покачиваясь.
- Аллах, la qutib al-hamama! Мой бог, какой голубок! – засмеялась она.
- Как ты его назвала? – спросил он.
- Hamama, дикий голубь. А ты, как ты называешь свою лучшую вещь?
- У него нет имени.
- Нет имени? Ты шутишь. Этого не может быть. Первое, что создал Бог, когда сотворил Адама, был его пол. Как говорит Амр Ибн аль-Ас, уважаемый соратник Пророка: «Девяносто девять имен есть для мужской крайней плоти в арабском языке». А у тебя не нашлось ни одного. Бедный Адриан!
Она рассматривала его с насмешливой радостью. Орландо прикрыл руками свой срам.
- Мне не нравится когда надо мной смеются.
- Я не высмеиваю тебя. Я восхищаюсь тобой. Ты красив.
Их взгляды встретились. Орландо снова почувствовал к ней симпатию. А может быть, это было нечто большее?
