орган, пока он не создаст ни одной фразы.
Язык – это одеяние для мыслей. Знание передается словами. Чувства требуют более изысканных способов: взгляда, прикосновения, поцелуя. Умнаясупруга – хорошая собеседница за столом, но жалкая возлюбленная в постели. Эрос и ум исключают друг друга, как красота и болтливость. Никто не смог
бы выдержать бранящееся произведение искусства, будь оно даже совершенно. Я не знаю ничего более благородного, чем арабский чистокровный конь, сокол или молодой охотничий гепард. Но представь себе, что они бы прожужжали тебе все уши женской болтовней.
Когда Орландо бросил вопрос, не будет ли грехом, создать во имя Всемогущего искусственный райский сад, Хасим процитировал шестую суру:
«Аллах – тот, который произвел сады с подставками и без подставок, пальмы и посевы с различными плодами, и маслину, и гранаты, сходные и несходные».
- Как видишь, нет никакой разницы между природными и искусственными садами. Все они созданы Аллахом, так же как и наш.
Орландо целыми неделями не виделся с Сайдой.
- Твой гарем совсем не оставляет тебе времени для друзей? – усмехнулась она, когда он встретил ее возле лошадей. И добавила серьезно: – Мне не хватает тебя.
- Мне тоже, – признал Орландо.
- Почему бы нам не изменить это? Он навестил ее в тот же вечер.
- Ты ее любишь? – спросила Сайда. Орландо промолчал.
- Что ты за человек! – укорила его она. – Когда ты приехал к нам впервые, ты ничем особенно не выделялся. Ты был ассасином среди других ассасинов. Лишь после несчастного случая на охоте, когда они принесли тебя ко мне, чтобы я зашила твои раны, которые оставила тебе циветта, я раздела тебя полуживого. Вот тогда я впервые хорошо рассмотрела тебя. Ты мне понравился. Но все твои мысли были о Хизуран. Ты лежал здесь, тебя била лихорадка и ты звал ее как утопающий, который молит о помощи
Она налила в их чашки горячий жасминовый чай и сказала:
- Как я завидовала Хизуран и твоей любви! Я сидела у твоей постели, делала холодные компрессы и слушала тебя: «Я сделаю это для тебя. И я вернусь», – снова и снова твердил ты. Твои слова звучали как торжественная клятва перед лицом Всевышнего.
Она поднесла к губам чашку с чаем, не выпуская его из виду. Ее вопрошающий взгляд смутил Орландо.
- Я возвратился.
- Ты ли это?
Это прозвучало двусмысленно. В ее лице было что-то заговорщическое и опасное.
«Что она знает обо мне?» – вертелось в голове Орландо. Его недоверие забило тревогу. Он смотрел на нее так, будто видел впервые.
Кто была эта необычная женщина? Какую роль она играет в этой тайне, которую он должен раскрыть? Он взглянул в зеленые глаза, глаза, от которых ничто не скроется. Они выдавали силу и трезвый ум. Губы, изогнутые в насмешливой улыбке, демонстрировали превосходство, нос с крупными крыльями свидетельствовал о чувственности и чувствительности. «Какая женщина! Я должен остерегаться ее. Она опасна. Если она меня выдаст…» Он не хотел заканчивать фразу. Ему еще не приходилось убивать женщин.
Она, будто разгадав его мысли, добавила:
- Я спрашиваю тебя, действительно ли ты тот, кто вернулся из любви к Хизуран? Потому что ты полгода провел в Аламуте, ни разу ее не навестив, ни задав о ней ни одного вопроса. Разве так ведет себя влюбленный?
- Меня не допускали к ней. Это было частью нашего испытания. В конце концов Каим отдал ее мне в жены. Что же еще мне желать?
- Прости мне мои вопросы. Я вмешиваюсь в дела, которые меня не касаются, – сказала Сайда. – Хизуран и я – мы живем в разных мирах. Она пленница. Я – свободна. Ты и я, мы ведем наши беседы. С ней тебя связывают немой язык тела, язык растений и зверей. Самое главное различие в том, что она совсем юна, а я уже давно немолода.
- Но не для меня, – рассмеялся Орландо.
- Порой я слишком стара даже для себя, – возразила Сайда.
Она посмотрела в зеркало, поправила волосы и процитировала на певучем арабском.
Орландо повторил последние две строки:
- Не умаляй значение беседы, – сказала Сайда – Язык – то, что возвысило человека над зверем. Шехерезада осталась в живых не потому, что умела хитро использовать свое тело, а потому, что владела искусством рассказчика и удерживала внимание собеседника тысячу и одну ночь.
- Что сделали с женщинами в саду? – спросил Орландо. – Почему они немые?
- Их обрезали, как обрезают кастратов.
- Пророк дозволил это?
- Нет, конечно, нет. Как и в случае с евнухами, они передают это грязное дело неверным.
Сайда взглянула на Орландо и спросила –Ты хочешь знать, что случилось с Хизуран? Ты ее любишь?
И поскольку Орландо молчал, она сказала: –Я хочу тебе рассказать. Ты слышал о Дамиетте? Город, светящийся как драгоценный камень в шести днях езды от Александрии, расположенный на рукаве Нила, сверкающее украшение арабского строительного искусства, щедро одаренный сладкой водой и плодородной почвой, окруженный зеленью финиковых пальм и виноградниками… Дамиетта.
Здесь выросла Хизуран с четырьмя братьями. Ее отец был купцом. Его корабли бороздили моря до янтарного берега.
Ее жизнь разбилась в один день.
Войско крестоносцев отрезало город от страны и воды.
Голод и эпидемия царили за городскими стенами. Многие умерли. Когда султан узнал, что Дамиетта не продержится дольше, он обещал христианам возвратить Святой град Иерусалим, если они пощадят Да- миетту. Кельгеймец отказался.
- Кто? – спросил Орландо.
