эмиграции, они думали только о том, как заставить или уговорить эмигрировать других, рассчитывая таким образом уменьшить перенаселённость и снизить свои налоги. А я держал язык за зубами и не упоминал того факта, что толпы полуголодных людей, которых мы видели повсюду, размножаются слишком быстро и что даже катапульты не смогут ничего поправить.
Мы могли обеспечить жильём, накормить и обучить даже миллион новоприбывших в год, но для Терры миллион был каплей в море, здесь каждую ночь зачинали столько младенцев, что их количество превышало указанный миллион. Мы могли бы принять гораздо большее количество переселенцев, чем найдётся людей, которые захотят эмигрировать добровольно… но если они вздумают заставлять людей эмигрировать насильно и пошлют к нам слишком много народу… У Луны только один способ вести дела с новичком: либо он не сделает ни одной фатальной ошибки, либо пойдёт на удобрение в туннели фермеров.
Значительная по размерам эмиграция могла означать исключительно увеличение процента смертности среди эмигрантов — нас, селенитов, было слишком мало для того, чтобы помочь каждому из них избежать ловушек, расставленных самой природой.
Но, как бы то ни было, больше всего проф говорил на тему о «великом будущем Луны». Я же говорил о катапульте.
В течение всех тех недель, пока мы ждали, что Комитет вспомнит о нас, мы исколесили множество земель. Поскольку организацией всех этих поездок занимались подручные Стью, единственным нерешённым вопросом оставался только вопрос о том, сколько мы выдержим. Я думаю, что каждая неделя из тех, что мы провели на Терре, укорачивала нашу жизнь на год, а для профа, возможно, и на больший срок. Но он никогда не жаловался и всегда был готов демонстрировать своё очарование на каком-нибудь очередном приёме.
В Северной Америке мы провели больше времени, чем предполагали. Дата принятия нашей Декларации Независимости — точно через триста лет после того, как произошло провозглашение независимости британских колоний в Северной Америке, — оказалась тем, что можно было использовать в качестве великолепной пропаганды, и нанятые Стью специалисты по обработке общественного мнения выжали из этого всё, что было можно.
Жители Северной Америки испытывают достаточно сентиментальные чувства в отношении своих Соединённых Штатов, хотя с тех пор, как их континент был «рационально обустроен» Федерацией Наций, это словосочетание уже практически ничего не значит. Раз в восемь лет они выбирают себе президента, хотя я не могу сказать, почему они это делают — а почему в Британии до сих пор имеется королева? — и хвастаются своим «суверенитетом». Понятие «суверенитет» имеет сходство с понятием «любовь» — оба этих слова имеют именно то значение, которое вы в них вкладываете. А на самом деле это просто слово, которое в словаре располагается между словами «пьяный» и «трезвый».
Однако в Северной Америке «суверенитет» значит ещё довольно много, а 4 июля — вообще магическая дата. Наши выступления были организованы «Лигой Четвёртого Июля», а Стью сказал, что ему не пришлось слишком сильно потратиться на то, чтобы заставить их зашевелиться, а уж когда дело набрало ход, они и вовсе не стоили ему ни гроша. Лига даже собрала деньги, которые могли понадобиться нам в других местах, — жители Северной Америки получают удовольствие от того, что дают кому-нибудь деньги, и их не слишком волнует вопрос о том, кто эти деньги получает.
В краях, расположенных южнее, Стью использовал другую дату. Его люди упорно насаждали сведения о том, что наш переворот произошёл 5 мая. Нас приветствовали возгласами «Cinco de Mayo! Libertad! Cinco de Mayo!»[19]. А я-то думал, что они выкрикивают «кинь-ка мне денег»… Всю необходимую говорильню взял на себя проф.
А вот в стране «Четвёртого июля» я делал всё, что мог. Стью заставил меня отказаться от ношения на публике протеза моей левой руки и закалывать рукав костюма таким образом, чтобы никто не мог остаться в неведении относительно того, что вместо руки у меня культя. Был пущен слух о том, что руки я лишился в борьбе за свободу. Когда меня спрашивали об этом, я только улыбался и говорил: «Видите, что бывает, когда грызёшь ногти?» — а затем менял тему разговора.
Но, по правде сказать, Северная Америка мне никогда не нравилась, даже во времена моего первого путешествия. Это далеко не самая густозаселенная часть Терры, здесь живёт не больше миллиарда человек. В Бомбее люди спят на тротуарах — в Большой Нью-Йорк людей набито как сельдей в бочку, причём в вертикальном положении. Не уверен, что кто-нибудь из них вообще спит. Я был очень рад тому, что сижу в своей инвалидной коляске.
Кроме того, у них тут есть ещё один способ устраивать себе головную боль — они все страшно озабочены проблемой цвета кожи, причём настолько, что ни на минуту не забывают подчёркивать, что им это глубоко безразлично. Во времена своей первой поездки я постоянно оказывался виноват в том, что был то слишком светлым, то, наоборот, слишком тёмным, и от меня всё время ожидали, что я попытаюсь отстаивать какие-то свои мнения о таких вещах, о которых у меня вообще не было никакого мнения. Один лишь Бог знает, каких именно генов во мне намешано. Одна из моих прабабушек происходит из такой части Азии, по которой захватчики проносились столь же регулярно, как саранча, а проходя, насиловали всех, кого ни попадя, — так почему же не спросить у неё?
Меня научили тому, как следует вести разговоры на подобную тему, но всё равно от её обсуждения у меня во рту оставался кислый привкус. Я думаю, что лично я предпочёл бы места, где, как в Индии, процветает ничем не прикрытый расизм. В Индии если вы не индус, то вы никто… исключением там являются только парсы, которые смотрят на индусов сверху вниз, а индусы со своей стороны платят им той же монетой. Однако в этот раз мне фактически не пришлось столкнуться с проявлениями американского «расизма наоборот» — я ведь был полковник О'Келли-Девис, Герой Борьбы за Освобождение Луны.
Вокруг нас толпился целый рой людей, чьи сердца были преисполнены сочувствия, они были чрезвычайно озабочены желанием помочь нам. Я позволил им сделать для меня две вещи, на которые, когда я учился, у меня не хватило ни денег, ни сил, ни времени. Я посмотрел игру «Янки» и посетил Салем.
Мне не стоило лишаться своих иллюзий. Бейсбол гораздо лучше смотреть по видео, там всё хорошо видно и вас не толкают беспрерывно двести тысяч человек. Кроме того, кому-нибудь стоило бы просто пристрелить того игрока, который в тот раз был у них на подаче. Большую часть игры я провёл в ужасе, ожидая того момента, когда они начнут выволакивать моё кресло из окружающей толпы, а после этого уверять меня в том, что я чудесно провёл время.
Салем же — местечко совершенно обычное, не хуже (но и не лучше) всего остального Бостона. После того как я на него поглядел, я начал подозревать, что они вешали не тех ведьм. Но день прошёл не напрасно: когда я возлагал венок и произносил памятную речь в другом месте Бостона, в Конкорде, там, где находился небезызвестный мост, меня засняли на плёнку. Мост на самом деле до сих пор находится там, и на него можно посмотреть в бинокль. Мост как мост, ничего особенного[20] .
Хотя профу приходилось несладко, но тем не менее всё происходящее доставляло ему истинное удовольствие; у профа просто потрясающая способность получать удовольствие от всего на свете. Когда он распространялся о великом будущем Луны, у него всегда было припасено что-нибудь новенькое. В Нью- Йорке он говорил с генеральным менеджером одной сети отелей, той самой, которая в качестве своего отличительного знака использует кролика, и обрисовал ему в общих чертах, что именно можно было бы предпринять для развития лунных курортов — когда цена экскурсий на Луну перестанет быть для большинства людей недоступной, непродолжительные визиты туда вреда не нанесут, к туристам можно приставить сопровождающих, создав для этого специальную службу, организовать экзотические туры и развивать индустрию азартных игр — и никаких тебе налогов.
Последний пункт вызвал чрезвычайный интерес, поэтому проф принялся развивать эту тему, от которой он плавно перешёл к теме продления жизни людей преклонного возраста, к возможности строительства сети пансионатов для людей, удалившихся от дел, в которых земляные черви могли бы жить на выплачиваемую им Террой пенсию по старости, и жить на двадцать, тридцать, а то и сорок лет дольше, чем на самой Терре. Конечно, это своего рода изгнание, но что лучше — прожить долгие годы на Луне или найти своё последнее пристанище на Терре?
А потомки смогут навещать их, заполняя отели и курорты. Проф не пожалел красок для описания
