Дверь в лето [с рисунками]

Перечитывая эту поразительную подборку, я успел понять, что я был не слишком умён, подмахивая подряд всё, что Белла мне подсовывала на подпись. А в том, что подписи были мои, сомневаться не приходилось.

На другой день я настолько успокоился, что пошел посоветоваться с адвокатом — очень ловким, жадным и не слишком разборчивым в средствах. Сперва он хотел взяться за это дело — за приличный процент. Но, закончив разглядывать мои экспонаты и узнав подробности, он скис и сложил руки на животе.

— Дэн, я дам вам совет. Бесплатно.

— Ну?

— Не рыпайтесь. Шансов у вас нет.

— Но вы же говорили…

— Я знаю, что говорю. Они вас облапошили. Но как вы это докажете? У них хватило ума не трогать ваших акций и не обчистить вас до последнего цента. Вы получили то, что должны были получить, если бы всё было по-честному и вы ушли (или вас выгнали), как они пишут, из-за разных точек зрения. Вам выдали всё, что причитается, и даже тысячу сверх того, как пинок под зад — дескать, ступай, мы на тебя не сердимся.

— Но у меня не было никакого контракта! И я не переуступал этих патентов!

— Из ваших бумаг явствует, что был и контракт, и всё остальное. Подписи ваши, вы сами признаёте. Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

Я подумал. Доказать я, конечно, ничего не мог. Даже Джейк Шмидт не знал, что делается в конторе. Единственными свидетелями были… Белла и Майлс.

— Теперь насчет тех акций, что вы подарили. Это единственный шанс их свалить. Если вы…

— Но это — единственная бумажка во всей стопке, которая действительно законна. Я сам переписал эти акции на её имя.

— Да, но почему? Вы сказали, что это был обручальный подарок. Как она голосовала, теперь не существенно. Если вы докажете, что это был обручальный подарок ввиду предстоящей женитьбы, то сможете заставить её либо выйти за вас, либо вернуть их. Есть прецедент: дело «Мак-Нулти против Родса». Тогда вы опять получаете контрольный пакет и вышибаете их вон. Сумеете это доказать?

— Чёрт, я не хочу на ней жениться!

— Это ваше дело. Просто всё по порядку. Есть у вас свидетели, письма, какие-то доказательства того, что, даря акции, вы подразумевали, что это — подарок вашей будущей жене?

Я задумался. Свидетели у меня, понятное дело, были. Все те же двое: Майлс и Белла.

— Вот видите? У вас только ваши слова — против их слов, но их двое, и у них вдобавок ещё куча документов. Вы не только ничего не добьётесь, но и кончите тем, что попадёте в такое место, где каждый — Наполеон, с диагнозом «навязчивые идеи…». Мой вам совет: займитесь чем-то другим. Или плюньте на их седьмой параграф и заведите своё дело. Мне было бы очень интересно посмотреть, как пойдёт подобное дело в суде, конечно, при условии, что мне не придётся вас защищать. Но не пытайтесь обвинить их в сговоре. Они выиграют дело, предъявят вам встречный иск и отберут даже то, что оставили сейчас. — Он встал.

Я воспользовался его советом ничего не предпринимать только частично: на первом этаже в том же здании был бар. Я зашел туда и пропустил парочку рюмок, а потом ещё полдюжины.

Пока я ехал к Майлсу, времени на воспоминания у меня было достаточно. Когда у нас завелись деньги, они с Рики перебрались в Сан-Фернандо-Вэли, подальше от нашего пустынного пекла, и сняли отличную квартиру. Я обрадовался, вспомнив, что Рики нет дома (она была в скаутском лагере на Большом Медвежьем озере): мне не хотелось, чтобы она присутствовала при размолвке между мной и ее отчимом.

Машины в туннеле Сепульведа ползли бампер к бамперу. И тут мне пришло в голову, что недурно было бы куда-нибудь деть свой сертификат на акции «Золушки», а не тащить его с собой к Майлсу. Никаких грубостей не ожидалось (если я сам не начну грубить), но мысль была верная. Я теперь был осторожен, как кот, которому однажды прищемили дверью хвост.

Оставить в машине? А вдруг меня арестуют за драку (если драка всё-таки случится)? Глупо будет, если сертификат найдут при обыске отбуксированной в полицию машины.

Можно, конечно, послать по почте самому себе, но последнее время я получал почту до востребования на центральном почтамте: мне приходилось частенько переезжать из отеля в отель, потому что раньше или позже Пита обнаруживали.

Можно отправить кому-то, кому я доверяю. Вот только список тех, кому я доверял, был слишком короток…

И тут я вспомнил, кому я могу доверять: Рики.

Может показаться, что я сам нарывался на неприятности, решив довериться одной женщине после того, как меня только что провела другая. Но тут ничего общего. Я знал Рики почти всю её жизнь, и если на свете был честный человек — так это Рики. И Пит, кстати, тоже так считал. Кроме того, внешние данные Рики никак не могли повлиять на мужское благоразумие: её женственность была у неё только на лице — на фигуре она пока никак не отразилась.

Выбравшись из «пробки» в туннеле, я свернул с автострады и нашел аптеку. В кассе я купил марки, два конверта — побольше и поменьше — и писчей бумаги. Я начал писать:

Дорогая Рики-Тики-Тави!

Надеюсь, мы скоро увидимся, а пока что сбереги для меня этот конверт, что поменьше. Это секрет, только между нами.

Я остановился и задумался. Чёрт побери, ведь случись со мною что-нибудь, скажем автокатастрофа, и ценные бумаги, отосланные Рики, в конце концов могут попасть к Белле и Майлсу. Если я не придумаю, как это предотвратить. Обдумывая, как это сделать, я понял, что подсознательно уже принял решение насчет холодного сна: я передумал.

Протрезвление и лекция, прочитанная мне доктором, как-то расправили мне плечи. Я уже не собирался сбежать — я решил остаться и драться. И этот сертификат был для меня наилучшим оружием. Он давал мне право поинтересоваться их отчетностью; он позволял мне совать свой нос во все и всяческие дела компании. И если они опять попытаются не пустить меня, наняв охранника, то в следующий раз я смогу приехать с адвокатом, помощником шерифа и судебным ордером. Я даже мог потащить их с этим сертификатом в суд. Дело я, наверное, не выиграл бы, но по крайней мере наделал бы шуму и вони, и тогда «Манникс», возможно, и передумала бы покупать их.

Может, и вовсе не следовало посылать это Рики.

Нет. Если со мною что-нибудь случится — пусть это достанется ей. Вся моя «семья» состояла из Рики и Пита. И я стал писать дальше:

Если вдруг я не увижусь с тобой в течение года — значит, со мной что-то случилось. Тогда позаботься о Пите, если сумеешь его разыскать, и, НИКОМУ НЕ ГОВОРЯ НИ СЛОВА, отвези малый конверт в любое отделение «Бэнк оф Америка», отдай работнику траст-отдела и попроси его вскрыть.

Обнимаю тебя и крепко целую.

Твой Дядя Дэнни.

Потом я взял новый лист и написал: «3 декабря 1970 года, Лос-Анджелес, Калифорния. — Я, Дэниэл Б. Дэвис, сим передаю принадлежащие мне ценные бумаги (здесь я указал реквизиты и номера моих акций «Золушки Инк.») на доверительное хранение «Бэнк оф Америка» на имя Фредерики Вирджинии Джентри с тем, чтобы они были переданы ей в собственность по достижении ею двадцати одного года» — и подписался. Намерения мои были ясны, и это было лучшее, что я мог придумать за прилавком аптеки, под