Дверь в лето [с рисунками]

годилось.

— Рики, это очень-очень трудно объяснить. Но я должен. Я ничего тут не могу поделать. — Я чуть помедлил, решаясь. Потом добавил: — Я собираюсь лечь в Долгий Сон. Ну, ты слышала — Холодный Сон.

Она слышала. Дети легче взрослых привыкают к новым понятиям. Холодный Сон — излюбленная тема детских комиксов. На лице у неё отразился ужас, и она возразила:

— Но, Дэнни, я же никогда тебя больше не увижу!

— Увидишь. Не скоро, но обязательно увидишь. И Пита тоже. Ведь Пит едет со мною и тоже будет спать вместе со мной.

Она посмотрела на Пита и стала ещё безутешнее.

— Дэнни… А может, вы с Питом поедете в Броули, будете там жить у нас? Так же лучше! Бабушка будет Пита любить. И тебя тоже — она говорит, что когда в доме есть мужчина, это очень хорошо…

— Рики, милая… ну, я не могу. Не дразни меня. — Я вскрыл конверт.

Она сердито насупилась, подбородок её задрожал.

— Это всё из-за неё!

— Что? Если ты про Беллу, то нет. Не совсем из-за неё.

— А она не ложится спать Холодным Сном с тобою? Кажется, меня передёрнуло.

— Господи помилуй, нет, конечно! Я бы её близко не подпустил!

Кажется, Рики чуть отмякла.

— Знаешь, я так из-за неё на тебя разозлилась… Прямо до ужаса.

— Ты прости меня. Рики. Мне очень жаль, честное слово. Ты была права, а я — нет. Но к этому делу она никакого отношения не имеет. У меня с нею всё кончено, во веки веков, вот крест святой. Теперь насчёт этого. — Я вынул сертификат на все свои владения в «Золушке Инк.». — Знаешь, что это такое?

— Нет.

Я объяснил:

— Это тебе, Рики. Меня очень долго не будет, и я хочу, чтобы это было твоё. — Я взял лист бумаги с распоряжением о переуступке акций, порвал его, а клочки сунул в карман. Оставлять его было рискованно: мы ещё были на тропе войны, а порвать лист бумаги для Беллы — раз плюнуть. Перевернув сертификат, я стал изучать раздел «изменение владельца», размышляя, как бы это половчее оформить переуступку на хранение в «Бэнк оф Америка» на имя… — Рики, а как твоё полное имя?

— Фредерика Вирджиния. Фредерика Вирджиния Джентри. Ты же знаешь.

— Разве Джентри? Ты же, кажется, сказала, что Майлс тебя не удочерил?

— Сколько я себя помню, я всегда была Рики Джентри. А моя настоящая фамилия — как и бабушкина. Это папина фамилия: Хайнике. Только меня так никто не зовёт…

— Теперь будут. — Я написал: «Фредерике Вирджинии Хайнике» и добавил: «… с тем, чтобы она вступила в право собственности по исполнении ей двадцати одного года». По спине у меня бегали мурашки: та, первая переуступка, на отдельном листе, была недействительной с самого начала!..

Собираясь расписаться, я заметил, что из домика выглядывает наша надзирательница. Я взглянул на часы: мы говорили уже целый час. А время дорого. Но я хотел, чтобы всё было железно.

— Мэм!

— Да?

— Нет ли поблизости нотариуса? Или мне придётся ехать в посёлок?

— Я — нотариус. Что вам угодно?

— О, хорошо! Прекрасно! А печать у вас есть?

— Я никогда с нею не расстаюсь.

Так что я подписал сертификат у неё на глазах, и она немного отступила от своих строгих правил (когда Рики заверила её, что хорошо знает меня, а Пит молчаливо засвидетельствовал мою благонадёжность, как действительного члена тайного братства кошатников) и написала: «… известного мне лично как поименованный Дэниэл Б. Дэвис…».

Когда поверх моей и своей подписи она поставила печать, я вздохнул с облегчением. Пусть теперь Белла попробует добраться до этого!

Она с любопытством взглянула на сертификат, но ничего не сказала. Я торжественно заявил:

— Случившейся беды не воротишь, но это хоть немного поможет: девочке надо учиться!

Она не взяла платы, шмыгнула носом и ушла в домик. Я повернулся к Рики и сказал:

— Отдай бабушке. Пусть сдаст в отделение «Бэнк оф Америка» в Броули. А они уж обо всём позаботятся. — Я положил сертификат перед нею.

Она не притронулась к нему.

— Это стоит много денег, да?

— Изрядно. А будет стоить ещё больше.

— Мне этого не надо.

— Но, Рики, я хочу, чтобы это было твоё.

— Не надо. Я не возьму. — Её глаза наполнились слезами, голос задрожал. — Ты… Ты уезжаешь навсегда, и тебе на меня наплевать. — Она всхлипнула. — Как тогда — когда ты собрался на ней жениться. Ты же мог просто взять Пита и уехать к нам с бабушкой. Не нужны мне твои деньги!

— Рики. Послушай, Рики. Уже поздно: я не могу взять их обратно, даже если бы захотел. Они теперь твои.

— А мне всё равно. Я к ним не притронусь. — Она протянула руку, погладила Пита. — Пит бы не уехал, не бросил бы меня… Это ты его заставляешь. Теперь у меня даже Пита не будет.

Я спросил неуверенно:

— Рики? Рики-Тики-Тави? Ты хочешь ещё увидеть Пита… и меня?

Она ответила так тихо, что я еле разобрал:

— Конечно хочу. Но ведь не увижу… Не смогу.

— Сможешь!

— Как? Ты же сам сказал, что вы уходите в Долгий Сон… на тридцать лет.

— Да. Так надо, Рики. Но вот что ты можешь сделать. Будь умницей, поезжай жить к бабушке, ходи в школу — а деньги пусть себе копятся. А когда тебе исполнится двадцать один — если ты, конечно, ещё будешь хотеть увидеть нас с Питом, — у тебя хватит денег, чтобы тоже купить себе Долгий Сон. А когда ты проснёшься, я уже буду тебя там ждать. Мы оба с Питом будем тебя ждать. Честное-пречестное.

Выражение лица у неё изменилось, но она не улыбнулась. Она долго думала; потом спросила:

— Ты правда там будешь?

— Да. Только давай условимся о дате. Если сделаешь это, Рики, — делай так, как я тебе скажу. Застрахуйся в «Космополитан Иншуранс Компани» и обязательно скажи, чтобы тебя определили на хранение в Риверсайдское хранилище. И обязательно напиши распоряжение: разбудить первого мая 2001 года. В этот день я там буду тебя ждать. Если хочешь, чтобы я был рядом, когда ты откроешь глаза, — тоже оставь соответствующее распоряжение, а то меня не пустят дальше приёмной. Я это хранилище знаю — у них с этим строго. — Я вынул конверт, который приготовил перед выездом из Денвера. — Можешь всё это не запоминать. Я тут тебе всё написал. Просто сбереги это письмо, а в двадцать один год решай. Но мы с Питом будем там тебя встречать, можешь не сомневаться, независимо от того, появишься ты там или нет. — Я положил приготовленную мною инструкцию на сертификат.

Я думал, что уговорил её, но она опять не притронулась ни к конверту, ни к сертификату. Она смотрела на них… Потом спросила:

— Дэнни?

— Да, Рики?

Она не подняла глаз. Спросила шепотом, тихо-тихо, еле слышно — но я услышал:

— А если я… ты на мне женишься?

В глазах у меня всё поплыло, шум в ушах превратился в рёв реактивного лайнера. Но я ответил отчётливо, ровно и гораздо громче, чем она спросила: