усовершенствовал её конструкцию, организовал настоящий сборочный конвейер и поставил во главе мастера, после чего с радостью начал придумывать новые домашние приспособления. Удивительно, как мало внимания уделяется домашней работе, а ведь это, как минимум, половина всей работы на свете. В женских журналах писали об «экономии усилий в домашнем труде» и о «функциональных кухнях», но это всё был детский лепет. На очаровательных картинках изображали помещения, где и варили, и ели, как во времена Шекспира. Техническая революция, создавшая самолёт на смену лошади, прошла мимо кухни.
Я придерживался убеждения, что домохозяйки — консерваторы. Никаких «механизированных жилищ — просто устройства для замены вымерших домашних слуг: чтобы чистили, варили и глядели за детьми.
Мое внимание привлекли грязные оконные стёкла и то место в ванне, вокруг сливного отверстия, которое так трудно отмыть — приходится сгибаться в три погибели. Оказалось, что под воздействием электростатического устройства грязь сама отлетает от любой полированной поверхности — со стекла, умывальника, унитаза. Так возник «Чистюля Чарли», и удивительно, что никто не придумал его до меня. Я придерживал его до тех пор, пока не сделал таким дешёвым, что просто невозможно устоять. А знаете, сколько брали мойщики окон за час работы?
Я не запускал «Чарли» в производство гораздо дольше, чем это устраивало Майлса. Он хотел пустить «Чарли» в продажу, как только тот стал достаточно дёшев, но я настоял на одном: надо, чтобы «Чарли» было легко чинить. Главный недостаток большинства бытовых машинок в том, что чем они лучше и больше умеют делать, тем чаще ломаются, и наверняка именно в тот момент, когда это устройство вам нужнее всего. И чтобы оно опять заработало, нужен специалист, берущий по пять долларов в час. А на следующей неделе опять что-нибудь выходит из строя: не кондиционер — так посудомоечная машина. Обычно это бывает в субботу вечером, во время метели и снегопада.
Я хотел, чтобы мои железяки работали безотказно, не вызывая у своих владельцев приступов язвенной болезни. Но все железяки портятся, даже мои. И пока не наступит великий день, когда придумают, чтобы в механизмах не было движущихся частей, техника будет ломаться. Если дом набит техникой, то всегда какая-нибудь машинка будет неисправна.
Но военные исследования дают результаты, и вояки справились с этой проблемой много лет назад. Нельзя же, в самом деле, терять тысячи и даже миллионы солдат, проигрывать битвы и целые войны только из-за того, что ломается какая-то железка с палец величиной. Для военных нужд применяются разные примочки: «безотказные» устройства, дублирующие цепи, «повтори трижды» и разное такое. Из всего этого для бытовой техники годилось только одно: блочно-модульный принцип. Идея была до идиотизма простая: не чинить, а менять. Я решил сделать все части «Чарли», которые могли сломаться, легкосменными, и продавать набор запчастей вместе с каждым «Чарли». Одни сломанные части можно будет выкинуть, другие — отправить в ремонт, но сам «Чарли» никогда не будет стоять сломанный дольше, чем надо, чтобы вставить запасную часть вместо вышедшей из строя.
Тут у нас с Майлсом вышла первая стычка. Я сказал, что переход от образцов к серийному выпуску — вопрос чисто технический. Он же утверждал, что это проблема управленческая. И если бы я не сохранил контроль, то «Чарли» пошел бы в продажу таким же подверженным приступам острого аппендицита, как и все остальные кухонные недоделки, которые якобы экономят время у их хозяев.
Белле удалось сгладить нашу ссору. Если бы она настояла, я бы, наверное, позволил Майлсу начать продажу «Чарли» раньше, чем он был доведён до ума, потому что я дурел от Беллы настолько, насколько мужчина вообще может одуреть от женщины.
Белла была не только прекрасным секретарём — своими «личными данными» она могла бы вдохновить Праксителя, а аромат её духов действовал на меня, как запах валерьянки на Пита. Хорошие секретарши вообще редкость; и когда
А потом, позже, я с гневом и возмущением отвергал все предложения проверить её послужной список, ибо к тому времени размеры её бюста уже серьёзно повлияли на здравость моих суждений. Она благосклонно позволяла мне жаловаться ей на то, как одиноко мне жилось до её появления, и даже говорила, что и она вот тоже, в некотором роде… но что ей хотелось бы сперва получше узнать меня.
Вскоре после того, как она погасила ссору между мною и Майлсом, она согласилась разделить со мной мою судьбу. Дэн, дорогой, сказала она, в тебе есть что-то… ты будешь великим человеком. И я хочу надеяться, что я — подходящая женщина, чтобы помочь тебе в этом.
— Ты именно такая женщина!
— Т-с-с, милый. Но я не выйду за тебя прямо сейчас, ведь это значит обременить тебя детьми и замучить до смерти всякими домашними заботами.
Я возражал, но она была непреклонна.
— Нет, дорогой. У нас впереди долгий путь. Твоя фирма станет знаменитой, как «Дженерал Электрик». Когда мы поженимся, я хочу забыть про бизнес и посвятить себя только одному: составить твоё счастье. Но сначала я должна позаботиться о твоём благосостоянии и твоём будущем. Доверься мне, милый.
Что я и сделал. Она не позволила мне купить ей в честь нашей помолвки дорогое кольцо. Вместо этого я перевёл на её имя в качестве обручального подарка несколько своих акций. При голосованиях они, конечно, считались моими. Я всё пытаюсь вспомнить, чья это была идея насчёт такого подарка — моя или её?
После этого я ещё сильнее налёг на работу, выдумывая самовыкидывающуюся мусорную корзинку и приставку к посудомоечной машине для вынимания чистой посуды после мытья. Все были счастливы. Все, кроме Пита и Рики. Пит игнорировал Беллу, как и всё, что он не одобрял, но не мог изменить. А вот Рики была очень несчастна.
Это моя вина. Рики считалась «моей девушкой» с шестилетнего возраста, ещё в Сандии — этакая кроха с бантиками и огромными тёмными глазищами. Я собирался «жениться на ней», когда она вырастет, и мы вместе будем заботиться о Пите. Я думал, что это игра; да, наверное, так оно и было. Всерьёз в ней было только обещание разрешить Рики смотреть за котом. Но вот поди узнай, что у ребёнка на уме…
В отношении детей я не сентиментален: дети — маленькие чудовища в большинстве своём, и это с ними не проходит, пока они не вырастут (а у некоторых и после этого тоже…). Но малышка Фредерика была похожа на мою сестрёнку, вдобавок любила Пита и обращалась с ним прилично. А я, видимо, нравился ей, потому что не разговаривал с нею как с маленькой (сам этого в детстве терпеть не мог) и не подшучивал. Рики была правильная девчонка: не врунья, не пискля и не ябеда, и было в ней скрытое достоинство. Мы дружили, вместе заботились о Пите, и, по моим понятиям, все эти разговоры про «мою девушку» были просто игрой. Я бросил эту игру, когда при бомбёжке погибли мои мать и сестра. Это не было осознанное решение, мне просто стало не до игр, и мы больше к этому не возвращались. Рики тогда было семь лет. Когда появилась Белла, ей исполнилось десять. А к тому времени, как мы с Беллой объявили о своей помолвке, вероятно, одиннадцать. Она ненавидела Беллу так сильно, что, наверное, только я об этом и знал, ибо внешне это проявлялось в нежелании разговаривать с нею. Белла говорила, что девочка её стесняется, да и Майлс, по-моему, тоже так считал.
Но провести меня было труднее, и я попытался убедить Рики, уговорить её. Вы никогда не пробовали говорить с подростком на тему, которую он обсуждать не желает? Такие разговоры — как об стенку горох. Но я думал, что это пройдет, когда Рики поймёт, какая Белла замечательная.
Другое дело — Пит. Не будь я влюблён, я бы понял по его поведению, что нам с Беллой никогда друг друга не понять. Белла «обожала мою кошку» — ну ещё бы, а как же иначе! Она обожала кошек, и мою пробивающуюся лысину, и как я умею выбирать хорошие рестораны, и вообще всё-всё, что касалось меня.
Но настоящего любителя кошек трудно обмануть, будто ты любишь кошек. Есть кошатники, а есть и другие (и их, наверное, большинство) — те, которые «не переносят это безобидное и полезное животное». Если из вежливости или по каким-то другим соображениям они пытаются это скрыть, то это сразу заметно, потому что они не понимают, как нужно обращаться с кошками. Дело в том, что кошачий «протокол» ещё строже, чем дипломатический.