Он слишком долго был лидером, слишком долго взваливал на себя ответственность, от которой любой нормальный человек на его месте давно бы уже свихнулся. И, казалось, теперь он приблизился к той роковой черте, перейдя которую капитану ничего другого не остается, как идти на дно вместе со своим кораблем. И только необходимость немедленных и конкретных действий поддерживала его в эти минуты.
Но на его лице не было и следа бушевавшей в глубине бури.
На стене здания зеленым пунктиром светились стрелки, указывающие влево. Над ними возле узкой двери горел указатель: «
Рядом с лестницей, чуть правее, стояла телефонная будка. Сквозь стеклянную дверь был виден солидный, прилично одетый господин, увлеченно говоривший что-то своей не менее представительной собеседнице, чье изображение виднелось на экране. Еще три человека дожидались своей очереди. Гейнс протолкался к будке, рывком распахнул дверь, ухватил за плечи изумленного и возмущенного человека и выпихнул его вон. Одним движением он убрал с экрана матрону — та даже слова не успела сказать — и нажал аварийную кнопку.
Он набрал свой личный код, и на экране возникла осунувшаяся физиономия дежурного инженера Дэвидсона.
— Докладывайте.
— Это вы, шеф! Слава Богу! Где вы? — воскликнул Дэвидсон с облегчением.
— Докладывайте!
Старший дежурный офицер овладел собой и принялся излагать суть дела:
— В девятнадцать ноль девять натяжение двадцатой полосы сектора Сакраменто неожиданно начало расти. Прежде чем мы успели что-либо предпринять, оно вышло за критический уровень. Сработала блокировка. Подача энергии на полосу прекратилась. Причина аварии неизвестна. Связи с постом управления Сакраменто — нет. Они не отвечают ни по запасному, ни по коммерческому каналу. Попытки наладить связь продолжаются. Послан курьер из подсектора десять сектора Стоктон. По нашим данным — жертв на линии нет. Пассажирам по трансляционной сети рекомендовано держаться подальше от девятнадцатой полосы. Принимаются меры по эвакуации людей.
— Жертвы есть, — вставил Гейнс. — Срочно вызывайте полицию и скорую помощь.
— Слушаюсь, сэр! — Дэвидсон повернулся, чтобы отдать распоряжение, но дежурный курсант уже принялся его выполнять. — Надо ли останавливать действующую часть дороги, сэр?
— Не надо. Думаю, что жертв больше не будет. Продолжайте предупреждать людей об опасности. Если мы остановим движение остальных полос, то получим такую пробку, что сам черт ее не пробьет.
Принимая такое решение, Гейнс исходил из того, что остановить полосу легко, а вот разогнать ее снова можно только предварительно разгрузив. Роторы не такие мощные, чтобы сдвинуть с места ленту, переполненную людьми и грузами. После остановки дороги пришлось бы сначала эвакуировать со всех полос пассажиров, затем, исправив положение на Двадцатой, опять запустить дорогу и лишь после этого решать проблему с образовавшейся пробкой.
А тем временем пять с лишним миллионов людей, застрявших вдали от дома, задали бы серьезную задачу полиции. Гораздо проще и безопаснее было эвакуировать людей с двадцатой полосы по крыше, чтобы они могли добраться до дома с помощью оставшихся полос.
— Сообщите мэру и губернатору, что я принимаю чрезвычайные полномочия, распорядился Гейнс. — Поставьте в известность начальника полиции, пусть выполняет ваши распоряжения. Прикажите коменданту вооружить всех имеющихся под рукой курсантов — чтобы в случае необходимости они были готовы, Выполняйте!
— Есть, сэр! Надо ли вызвать свободных от дежурства техников?
— Нет. Это не авария. Посмотрите на ваши данные — целый сектор остановился одновременно. Не иначе как кто-то вручную отключил роторы. Впрочем, нет, техников соберите тоже, но не вооружайте и в «преисподнюю» посылать не надо. Весь наличный состав курсантов-старшекурсников направьте в десятый подсектор Стоктона в мое распоряжение. Вооружите их пистолетами и усыпляющими гранатами.
— Слушаюсь, сэр!
К плену Дэвидсона склонился клерк и что-то прошептал ему на ухо.
— Сэр, — сказал Дэвидсон, — с вами хочет переговорить губернатор.
— У меня нет времени. У вас, кстати, тоже. Кто ваш заместитель? Вы за ним посылали?
— Хаббард. Он уже здесь.
— Вот пусть он и разбирается с губернатором, мэром, газетчиками, с кем угодно, хоть с Белым Домом. А вы занимайтесь, дежурством. Все, я отключаюсь. Выйду на связь, когда разыщу патрульную машину.
Экран не успел погаснуть, когда Гейнс был уже на улице.
Блекинсоп, не решаясь заговорить, поспешил за ним на северную двадцатимильную полосу. Там Гейнс остановился у ветролома, повернулся и начал присматриваться к стене, мимо которой они двигались. Заметив какой-то неведомый его спутнику знак, он словно фигуристка, исполняющая на льду пробежку, метнулся обратно на неподвижный тротуар. Все произошло так быстро, что Блекинсоп отстал от него на несколько сот футов и уже подумал, что не догонит, когда Гейнс нырнул в какую-то дверь и побежал по лестнице вниз. Они оказались в «преисподней». Впереди открывался неширокий проход между работающими машинами. Грохот со страшной силой надавил на барабанные перепонки и отозвался в каждой клеточке тела. Блекинсоп, ошалев от шума, смутно воспринимал окружающее. Прямо перед ним находился один из роторов, приводящих в движение пятимильную полосу: его огромный барабан медленно вращался вокруг статора, на который он был надет, словно на ось. Верхняя часть барабана прижималась к ползущей над головами ленте дороги, передавая ей свое движение. Справа и слева, на сколько хватало глаз, крутились другие роторы. Промежутки между работающими роторами тесно, словно сигары в коробке, заполняли ряды роликов… Ролики, служили постоянной опорой движущейся ленте. Сами они опирались на арки, собранные из стальных балок; сквозь их переплетение Блекинсоп с каким-то, внутренним трепетом рассматривал ряды роторов — каждый следующий ряд вращался быстрее предыдущего,
Неподалеку от узкого тротуара, на котором они стояли, за металлическими колоннами проходила мощеная насыпная дорога, с тротуаром дорога соединялась пандусом. Гейнс, не скрывая своего раздражения, всматривался в обе стороны: образованного дорогой туннеля. Блекинсоп спросил было, что он там ищет, но обнаружил, что не слышит и собственного голоса. Невозможно было перекричать лязг тысячи роторов и визг сотен тысяч роликов.
Гейнс по движению губ понял вопрос Блекинсопа. Соорудив из ладоней рупор, он прокричал Блекинсопу на ухо:
— Нет машины! Здесь должна быть машина!
Австралиец, желая помочь и не зная, как это сделать, схватил Гейнса за руку и показал куда-то назад, в джунгли механизмов. Гейнс взглянул в том направлении и увидел группу людей, которых не замечал раньше.
В нескольких полосах от них шестеро человек суетились у одного из барабанов. Опустив барабан так, чтобы он больше не соприкасался с дорогой, они собирались полностью его заменить. Замена лежала рядом на низкой массивной тележке.
Главный инженер отблагодарил Блекинсопа улыбкой и направил фонарь на группу работающих людей, сфокусировав луч в тонкую яркую иглу света. Один из техников поднял голову, Гейнс ему просигналил. Человек отделился от остальных и бегом направился к ним.
Подбежавший механик оказался худощавым молодым человеком, одетым в робу. На голове у него были наушники и нелепая шапочка с золотой кокардой и знаками отличия. Курсант узнал главного инженера и козырнул. За внимательным выражением его лица чувствовалось с трудом скрываемое напряжение.
Гейнс сунул фонарь в карман и принялся быстро жестикулировать, объясняясь с помощью языка, похожего на язык глухонемых. Блекинсоп покопался в своих дилетантских знаниях и решил, что больше всего это напоминает язык жестов американских индейцев, сдобренный элементами мимического языка гавайских аборигенов. Разумеется, так только казалось, поскольку язык был приспособлен для технических
