показалось, что это благоразумно.
Я понимал, что он имеет в виду. Джинни и Эвелин представляли собой две стихии. Если одна из них заявила, что человек взойдет на борт, то вторая (умные деньги) заявила, что нужно сэкономить время и приступить к погрузке багажа.
– Несомненно, – сказал я, и между нами возникло безмолвное взаимопонимание. – Пойдемте. Не терпится поскорее увидеть ваш корабль, капитан. Полагаю, вы пристыковались к главному пассажирскому люку?
– Именно так. – Он обернулся к Гербу. – Мистер Джонсон, не согласитесь ли сопровождать нас? Я смогу показать вам то, о чем мы говорили по пути сюда.
Герб кивнул.
У Брюса был такой вид, будто он готов расплакаться. Ренник смотрел на меня так, словно намеревался сварить меня в кипятке. Дороти выглядела так, как будто ей жутко хочется облачиться в одежду судьи и незамедлительно зарегистрировать наш брак с Эвелин. Эндрю был похож на щенка, невероятно гордящегося тем, что он освоил какие-то новые потрясающие трюки и ему досмерти хочется их всем продемонстрировать.
А Эвелин выглядела, как вся моя жизнь до самого конца, и улыбалась мне.
Пройти надо было почти всю длину корабля, от носа до кормы, и путь оказался более долгим, чем я ожидал. Нам не встретилось много моих знакомых… нам вообще мало кто встретился. Похоже, большинство людей сидели в каютах и ждали, когда им объяснят, что, черт побери, происходит. Но мимо тех немногих друзей, кто попался нам по дороге, ни я, ни Герб не могли просто проплыть и не попрощаться с ними, не сказать ни слова. Кроме того, нам хотелось, чтобы по кораблю как можно скорее распространилась новость о том, что все останутся в живых, что рано или поздно всех отсюда заберут. Выразить такое парой коротких фраз у меня никогда бы не получилось. У Герба получалось намного лучше, ясное дело. Все, кроме одного из наших друзей, на новость отреагировали положительно и выразили согласие передать ее остальным. Лишь один – Ричи – уставился на меня, раззявив рот, потом развернулся и устремился прочь, не сказав ни слова.
Только к самому концу пути от командного отсека до входа в шлюзовую камеру у меня начали появляться кое-какие мысли.
Я поймал себя на том, что пытаюсь осмыслить все, что было сказано с того момента, как я оказался в отсеке, и кто именно что именно говорил. Все имело смысл, все раскладывалось по полочкам, кроме одного-единственного пункта в уравнении. И этот пункт не давал мне покоя. Из-за этого у меня противно сосало под ложечкой, но я никак не мог толком понять, в чем же дело.
Эта мысль настолько меня занимала, что я почти не обращал внимания на то, как Эндрю взволнованно тараторит насчет своего изобретения, хотя мне ужасно хотелось послушать. Ведь он рассказывал мне о настоящей Загадке Веков. Но я был отвлечен своими раздумьями и потому почти ничего не понимал из того, о чем он мне рассказывал.
А потом вдруг из общего шума вырвались три слова и, закрепившись в моем подсознании, со страшной силой взорвались. Я разжал пальцы, мой легкий скафандр уплыл от меня, и я не стал его догонять.
– Энди, – неучтиво прервал я его. – Ты только что сказал… независимо от… ну, только что?
Он возился со своим скафандром, пытался засунуть ноги в штанины. Неумеха, как и подобает истинному гению.
– Прошу прощения? Да, Джоэль. Абсолютно независимо. Как я уже сказал, основа принципа синергизма радикальной иррелевантности…
Я снова его перебил:
– Эвелин? Ты понимаешь, в чем суть двигателя Эндрю? Он тебе объяснял?
Эвелин оторвалась от облачения в скафандр.
– Пытался, – проговорила она озадаченно, но весело. – Не получилось. Боюсь, мне не хватает твоей подготовки по физике.
Я кивнул.
– Дороти?
Она покачала головой.
– Меня моя подготовка по физике сгубила. Оказалось, все, что я знаю, в корне неправильно. После четвертого предложения я перестала слушать, и кажется, в тот момент Эндрю говорил о том, что вся масса бесконечна.
– Так и есть, в каком-то смысле, – подтвердил Эндрю. – Понимаете…
– Эндрю, мой новый друг, – сказал я ему, – мы не понимаем. Вполне возможно, мы просто не способны понять. Но мне бы хотелось быть как можно более уверенным в одном моменте, поэтому я тебя про это еще разок спрошу. Правильно ли я уловил мысль о том, что твой эффект этого самого синергизма действует при любых обстоятельствах,
– Нет, ты прав, – немного озадаченно проговорил Эндрю. – Масса, на самом деле, воображаема, понимаешь? Так же, как инерция. Нужно только понять…
Я обернулся к Эвелин.
– Ты понимаешь?
Она сдвинула брови. Ее скафандр уплыл от нее в сторону. И она о нем забыла. Я видел, как на нее нисходит понимание, подобное потоку ледяной воды.
– О нет. О
Вот тут уравнение и решилось: сомнительный момент был определен, и все остальные факторы выстроились с неподражаемой математической красотой.
– О чем ты говоришь? – осведомилась Джинни.
Я обернулся и посмотрел на нее.
– Ты ведь
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
– О чем она знает? – спросил Герб.
По лицу Дороти я понял: она догадалась, что я имею в виду, и теперь обдумывает это, и что это вызывает у нее такое же возмущение, как у меня. И еще я понял, что Ренник знал обо всем с самого начала, и это его даже ни капельки не удивляло. Он начал пятиться к люку, от которого начинался путь в глубь звездолета.
Понимание. Понимание было сейчас чрезвычайно важным. Я заговорил быстро, как можно громче:
– Все здесь знают, кто такой Ричард Конрад. Может ли кто-то из вас представить себе, что он посвятит ближайшие тридцать с лишним лет спасению нескольких сотен каких-то
Все в замешательстве. Ренник добрался до крышки люка и прижался к ней спиной.
– Но ему самому не придется… – начала было Джинни.
– Ты действительно веришь в то, что он не найдет лучшего применения для своего единственного сверхсветового корабля на время этих лет, столь важных для построения новой империи?
– Он хотел владеть всей Солнечной системой, – вставил Герб. – А теперь примется за то, что осталось.
Но мне кажется, он сочтет, что абсолютный минимум вполне приемлем.
– Мой дедушка в эту самую минуту говорит с вашим капитаном и пытается…
– Твой дедушка в эту самую минуту брешет, как аристократический сивый мерин, – сказал я, – и пытается убедить капитана Бина в том, что они еще непременно увидятся после того, как 'Меркурий' отчалит от 'Шеффилда'. Таким образом он сможет обречь более четырехсот человек на смерть, произнеся абсолютный минимум грубых слов и избавив себя от прочих неприятностей. И мы сможем отбыть так, что Элис Даль даже не придется ни в кого целиться из пистолета.
– Ты с ума сошел! – рявкнула Джинни.
– Если бы он на самом деле хотел нам помочь, ему только и надо было распорядиться, чтобы твой
