Да, кажется спас. Он успел закрыть царя собой, когда тот, запихнув в провал разбитого глаза гранату, оказался на земле, и обломки поверженного стража накрыли их с головой. Он и сам плохо понимал, что произошло.
– Ничего, Тиз, вот сейчас придет Златокудрая и поставит тебя на ноги.
Да, вот сейчас придет, и все будет хорошо. Или не придет, и все останется как есть. Почему-то было все равно. Едва не погиб… если Златокудрая не придет, то «едва» превратиться в «совсем»… пусть…
Боли не было, ничего не было, только гулко звенела пустота. Ног тоже не было, и рук… то есть, они наверняка были, но Тизкар их не чувствовал. Все, что у него осталось – это высокое синее небо над головой, а в небе ленивые лохматые облака.
И страха тоже не было – теперь поздно бояться. А тогда, там, бояться было некогда. До страха ли?
– А остальные? Как?
– Нормально, – отозвался царь, – все живы.
– Это хорошо.
– Хорошо. Устало так и безразлично.
– Царь, а царь, водички дай, а.
Атну загремел чем-то, тихо выругался, сквозь зубы, вставая, и Тизкар услышал шаги – неправильные такие, победители так не ходят, приволакивая ноги.
Царь грязный, изодранный… хромал, морщась при каждом шаге, бережно прижимал к груди неестественно вывернутую правую руку, в левой держал фляжку с водой. Ничего, потерпи немного, козел наш горный, сейчас придет Златокудрая.
– Руку сломал что ли, царь?
– Похоже. А в ноге две пули. Меткая тварь! – неуклюже улыбнулся, дернул плечом. Да уж, тварь… Убили ее, значит. Хорошо.
Скрипнув зубами, царь кое-как уселся рядом с Тизкаром, приложил фляжку к его губам, подождал пока Тизкар напьется, потом глотнул сам. Ничего, сейчас придет…
Солнце забралось на самую вершину небосвода и теперь медленно ползло вниз. Тизкар лежал, глядя в небо, слушал, как над головой снова трещит неугомонная сойка, как стучит вдалеке дятел, как гудит, покачиваясь на ветру, кедровый лес – уже не страшный лес, неизвестно когда успевший стать понятным и родным. Лежать бы так и лежать.
Казалось, так и будет – он будет лежать, глядя в небо, а царь сидеть рядом, пожалуй до самого конца… не оставит его. Может не придет Златокудрая? Чудище они убили, чего теперь к ним ходить? Наигралась? …хотя это уже не его мысли.
Хотелось закрыть глаза и уснуть, сон подкрадывался тихо, почти незаметно, осторожными мягкими шагами.
– Не надо спать, Тиз, – шепнул царь, – подожди. Наспишься еще.
Тизкар ждет. Он и сам видит – из этого сна можно не вернуться назад. Может быть это и правильно, не вернуться… осторожные, мягкие шаги сна…
Женский испуганный вскрик совсем рядом, и оборвался – словно рот зажала ладошкой.
Откуда здесь женщины? Тизкар попытался приподнять голову, оглядеться. Нет, не выходит.
– Привет, Златокудрая, – это голос царя, – вон, в овраге твое чудище. Ты довольна? Она не ответила ничего. Тишина. Осторожные шаги.
– Да не меня, его, вон, сначала лечи. А то помрет еще, нам потом возиться-хоронить.
Тонкий, нежный аромат цветов… Тизкар отчаянно заморгал, когда понял – прямо перед ним прекрасное сияющее лицо богини в ореоле золотых кудрей. Если бы мог, он не раздумывая упал бы сейчас на колени – никогда еще не видел так близко. Священный трепет наполнил сердце. Теперь и умирать не страшно, подумалось вдруг.
– Его?
– Да. Сможешь?
– Попробую, – сказала она, кусая губы, но они все равно дрожали. Златокудрая потянулась к нему, коснулась рукой груди.
Легкое тепло разлилось по телу, потом все жарче и жарче… что-то кольнуло у самого сердца, побежало волнами по коже, и тут же страшный, наотмашь, удар в спину. Разом вернулась боль – здоровенная ссадина на щеке, ободранные руки, разорванное плечо, вывихнутая лодыжка, сломанная спина. Не выдержал, застонал сквозь зубы.
– Сейчас, сейчас, потерпи немножко. Сейчас все пройдет. Влажный блеск в голубых глазах.
Тело скрутило от навалившейся боли, сейчас, казалось, разорвет на части, он умрет. Уж лучше б скорее, сил больше нет. И вдруг все прошло, отступило. Тизкар лежал, и не мог поверить.
– Ну как ты? Пошевели рукой. Он пошевелил. Ничего, нормально шевелится, как раньше.
– Встать можешь?
Нерешительно приподнялся, потом сел, осторожно, чуть пошатываясь, поднялся на ноги. И тут же повалился на колени перед богиней.
– Спасибо тебе, Златокудрая! Она лишь махнула рукой.
– Кого еще?
Царь молча указал на скрючившегося под деревом Этану, раненого не то в бок, не то в живот.
Огромная мощная туша обмякла, затихла, лишь изредка болезненно вздрагивая. Эх, досталось тебе, буйвол! Рядом сидит стрелок, нервно кусая ногти, не понимая, что ему делать и как. Хочет помочь, мальчик. Когда Этана дергается – он испуганно, осторожно, гладит его по ноге, бормочет что-то.
Ничего, у стрелка похоже только ушибы и царапины, вот сейчас Златокудрая буйвола вылечит, и он тоже придет в себя.
Дед сидит, привалившись к дереву спиной, закрыв глаза. Ранен, нет – не разобрать. Златокудрая послушно обошла всех, у Этаны задержалась надолго, кажется, вытащила из него какой-то осколок.
– Все? – когда она снова вернулась к царю, ее руки заметно дрожали, на тонком невесомом платьице алела чужая кровь. Тизкар вдруг понял, что Златокудрой страшно, до слез, на самом деле, хоть такого и не может быть. Боятся ли боги?
Атну стоял перед ней словно ничего не случилось, словно это не он только что стонал и шипел, неся Тизкару фляжку с водой. Стоял и стоял, спокойно, гордо, прямо, как и подобает царю, только руку чуть неуклюже к себе прижимал, не по-царски.
– Ты довольна? – спросил он.
Она уже было протянулась к нему, но отпрянула, словно обожглась, не ответила ничего.
– Чего ты хочешь теперь, Златокудрая?
– Я… – голос дрогнул и сорвался.
Она ведь хотела что-то сказать, но сразу не смогла. Вдохнула поглубже, собираясь с духом. Богиня… Ветер подхватил трепещущее золото волос, солнце брызнуло янтарными бликами…
– Я довольна, царь! – сказала она, и голос звонким колокольным серебром разнесся по лесу, вспыхнули ясным пламенем голубые глаза, – твой славный подвиг не забудется в веках! Ты – герой! И нет тебе равных среди людей! Герой скривился, сжимая зубы. Промолчал.
– Я хочу наградить тебя, царь! Я хочу подарить тебе вечную жизнь! Ты будешь жить в небесных чертогах вместе со мной, ты станешь моим мужем! Люди станут почитать тебя как бога, ты будешь вечно молод и вечно счастлив…
– Твоим мужем? – спросил царь, облизав пересохшие губы. – Наградить? Почти богом?
Она готова была продолжать, но запнулась на полуслове. Синее небо испугано заметалось в глазах.
– Ты не хочешь?! Я предлагаю тебе вечную жизнь!
– Прости… Царь не хотел.
– Я не нравлюсь тебе? – она побледнела, все еще не в силах поверить. Возможно ли?
Он подошел, совсем не хромая – и как удалось? обнял ее здоровой рукой, притянув к себе, и долго так, зарывшись носом в золотых кудрях, стоял, словно прощаясь. Навсегда. А она, казалось, боялась даже вздохнуть, замерла настороженной ланью, не решаясь ни прижаться в ответ, ни отпрянуть. Потом царь
