Может быть. Недолго. Хотя вряд ли. Скоро бабочки захлестнут весь мир.
– А ты?
– Я останусь.
Хотел было возразить, но что тут возразишь? Правильно, ему нельзя, его лучше оставить тут, а еще лучше убить прямо сейчас и сжечь тело. Как тех людей. Эмеш судорожно сглотнул. Но разве можно? Ут! Разве могут демоны игрушечного мира всерьез повредить настоящему, не игрушечному человеку? Вот он, Утнапи, сидит напротив, невеселая улыбка затерялась в уголках губ, в глазах тлеют серые угли… Сколько ему еще осталось? Нет, до сих пор не верится, что все всерьез.
– Ут…
– Надо попробовать увести отсюда людей, подальше, – он слабо морщится, словно слова горчат на языке.
Ему не хочется говорить о себе – слишком страшно, хочется заняться каким-то делом, не думать… правильно наверно… но как же так…
– Куда увести?
– На север, лучше туда, где нет обычных людей… сам понимаешь, с людьми мои рыбаки вряд ли поладят.
С людьми вряд ли, мало что ли людям демонов и мангаров, а тут еще эти керуби, которые страшны как орки, звери – не люди на вид. И их слишком мало, чтобы защищаться, еще перебьют рыбаков с перепугу.
Решили увести их в долину Ир, надежно укрытую между двумя горными хребтами – Унгаля и Унхареша. Через горы бабочки вряд ли полетят, остается путь либо с юга, где хребты сходятся узким ущельем, но этот вход надежно стережет крепость Нимсун и демоны дня и ночи, крылатые илиль и савалар, уж они-то не пропустят. Еще в долину можно попасть с севера, со стороны озера Нух, но это слишком долгий путь. Да, пожалуй туда. Хорошее спокойное место, бывший Эдем. Керуби все так же топтались на улице.
– Я попробую уговорить, – сказал Утнапи, хорошо понимая, как оно будет.
Керуби сопротивлялись, упирались всем, чем можно, не желая оставлять свой дом. Они не понимали зачем, не хотели понимать, цеплялись за то единственное, что у них было. Ут уговаривал, долго, честно живописал все ужасы и взывал к благоразумию, и казалось уже – его красноречие победило.
– А ты пойдешь с нами, учитель?
– Нет, я остаюсь. Мне с вами нельзя.
– Тогда и мы не пойдем. На этом все. Дальше, сколько не бились, продвинуться не смогли.
– Если вы останетесь, то все погибните! – пытался настаивать Эмеш.
– Мы спрячемся, демоны не смогут до нас добраться.
Да разве спрячешься в этих хижинах? Что за глупость? Силой, что ли, их тащить? Как? Хватать каждого за шкирку?
Живо представилась картина, как маленькую деревушку, что в дельте Могуна, накрывает гигантская черная туча, как бабочки – их тьмы и тьмы, летят, кружатся, а керуби в панике пытаются укрыться в своих домах. Но только бабочки все равно лезут во все щели, от них не укрыться. Эмеш бегал, ругался, пытался сделать хоть что-то. Тут Лару испуганно схватила за руку.
– Что такое, Ру?
– Не знаю. Я что-то чувствую.
Вот оно. Подумалось сначала – бабочки летят, та самая туча. Оказалось нет, не совсем.
Два человека приближались со стороны реки. Они шли странной, прыгающей походкой, даже издалека хорошо видны дерганные, нечеловечески-резкие движения, словно марионетки.
– Мне страшно, – пальцы Златокудрой больно впились в руку.
– Что там? – поинтересовались рядом. Двое приближались.
– Это Субах и Нази, – крикнул кто-то, впрочем, без особой уверенности. Что-то было не так. Пропавшие? Нашлись, вернулись?
Керуби расступались перед ними, опасливо пятились, давая дорогу, и двое шли прямо к богам… даже нет, к Златокудрой они шли, тянулись к ней, выбросив вперед руки. Ближе и ближе. Грязно-серые лица жутковато расплываются мутными разводами, пустые глаза смотрят прямо перед собой, не живые, не люди больше – демоны… куклы. Ближе.
Замерли на мгновение, словно принюхались, по коже прошла неприятная рябь.
– Сар! – Ларушка взвизгнула, прячась за Эмешову спину.
Демоны пришли за ней. Да, в Иларе безопаснее, там никто не нападал, не преследовал, не пытался сожрать живьем… и пока она была там – все было спокойно, никаких демонов, а тут словно почуяли, слетелись. Неужели и правда она? Но как она могла?! Или просто почуяли жизнь, и как гиены сбежались? Демоны идут. Ближе…
– Сар! Ну, сделай же что-нибудь! – кричит Лару, цепляется, в панике тащит прочь.
– Огнем надо, – это Утнапи, но он тихо, почти шепотом, и стоит спокойно, не шелохнувшись.
Огнем! Да! Руки сами вскинулись, и со всей дури, со всей силы какая была, швырнули вперед, исторгая жаркое пламя, шипящие струи огня… Хотелось их разом, наверняка! Быстро! Шарахнуть и убить, стереть с лица земли…
Один лишь миг, и только дым, гарь, и пепел кружится клочьями… гадко пахнет горелым мясом.
Он лежит на земле – это его самого, словно взрывной волной, так отбросило назад.
Эмеш закашлял, тряхнул головой, пытаясь хоть как-то проморгаться, глаза слезились от едкого дыма, обожженные руки нестерпимо горели и звенело в ушах. Что-то не так?
Кто-то кричит… Тряхнул головой снова, что было силы, пытаясь хоть немного прийти в себя.
– Совсем сдурел, гад? – отчетливое сдавленное шипение Утнапи над самым ухом, – силу рассчитывать надо.
Надо. Еще как надо. Это он с перепугу. Это нервы. Первый раз с ним такое. Когда настоящие демоны прут на тебя – тут не до расчетов. Никогда еще он не бил огнем всерьез. Никогда всерьез не дрался, тем более так, за свою жизнь. Демоны валяются рядом обугленной кучкой. Стало немного не по себе.
А больше он никого не задел? Нехорошо екнуло сердце. Дрянной он все-таки бог, и криворукий.
– Ру?
– Я здесь. Так, она была за его спиной, ей не досталось.
Зато досталось керуби. Несколько обугленных тел неподвижно скрючились на земле, рядом катаются в пыли еще несколько, пока живых, истошно крича, пытаясь сбить пламя… Утнапи с одеялом в руках – уже успел сбегать в дом… накрывает, держит… тела дергаются и снова кричат.
Все поплыло перед глазами. Тошнота подступила к горлу, Эмеш едва успел отползти в сторону и его вывернуло на изнанку. Потом упал рядом и долго смотрел в небо. Как же так.
– Живой? В бок пнули ногой, не больно, скорее обидно.
– Угу.
Кажется живой. Зря. Не хочется сейчас быть живым. В Иларе спокойней, там тишина, там река, там галька шуршит…
– Вставай.
Кое-как сел, принялся тереть руками лицо и тут же охнул, застонал – ладони все в волдырях, болят нестерпимо.
– Ну ты и силен, придурок, шестерых одним махом, – Утнапи смотрит презрительно.
– Прости, я не хотел, я первый раз так… Бормочет что-то, неуклюже оправдывается, понимая что зря. К чему?
– Им, вон, поди скажи.
Хочется провалиться сквозь землю, выть хочется. Спрятать, прижать лицо к обожженным ладоням…
– Вставай.
Поднимается, слепо цепляясь за что-то. Ноги держат плохо, едва не падает… Слабость во всем теле – это он слишком много силы огнем выбросил за раз, теперь может быть несколько дней в себя приходить. Только нет у него этих нескольких дней. Может и хорошо, что так. Больше огнем он бить не будет.
