Он собирался сжечь пятьсот долларов. Это было странно, но Кеннет не стал раздумывать дальше (он был уверен, что прав), а снял упаковку с двух пачек и отсчитал десять десятидолларовых купюр из третьей пачки. Сначала он попытался сжечь деньги в пепельнице, но дело двигалось медленно, и он решил воспользоваться раковиной в ванной комнате.
Банкноты горели плохо, но ему все-таки удалось сжечь пять или шесть штук. Потом пришлось сделать передышку и собрать пепел в кусок газеты. На то, чтобы сжечь все намеченное, у него ушло около четверти часа, и это было удивительно волнующее зрелище: все эти деньги, эта власть, эта свобода улетучивались вместе с дымом, превращаясь в ничто. Кеннет почистил раковину и открыл оба окна — в ванной и в спальне, чтобы выветрился запах дыма. Его радовал дым, но он не хотел, чтобы жильцы отеля подумали, что начался пожар.
При этой мысли он кинулся к лежавшим на столе деньгам и поспешно убрал их и те, что остались от предыдущего выкупа, на случай, если кто-то захочет войти в номер. На этот раз он завернул деньги в свитер и засунул его в один из ящиков, поскольку, решил он, в его отсутствие может прийти горничная, чтобы убрать постель. Но, засыпая, он думал о том, что разумнее было бы держать деньги в наволочке.
Стрелки часов показывали пять минут первого. Кеннет представил, как Эдуард Рейнолдс ждет на углу Йорк-авеню и Шестьдесят первой улицы свою собаку. Под дождем. Сколько он будет ждать? Кеннет слегка улыбнулся, не чувствуя никакой жалости. Пусть сноб купит другую собаку. Он может себе это позволить. Рейнолдс действительно чокнутый, если заплатил две тысячи долларов. Эта мысль заставила Кеннета почувствовать свое превосходство. У него, возможно, нет таких денег, как у Рейнолдса, но совершенно ясно, что у него больше мозгов.
Глава 8
Новый график дежурства Кларенса, с восьми вечера до четырех утра, оставлял свободными на следующие три недели вторник и среду. Во вторник днем он позвонил в полицейский участок, чтобы узнать, не поступало ли каких-нибудь известий от Эдуарда Рейнолдса. Дежурный офицер, чей голос Кларенс не узнал, ответил, что нет.
— Вы уверены? Это об украденной собаке. Выкуп.
— Точно нет, приятель.
Кларенс сидел в квартире Мэрилин. Она ушла в десять часов утра на Перри-стрит, где ей предстояло печатать под диктовку. У Кларенса не было никаких определенных планов на день, потому что Мэрилин не знала, выкроит ли она время для ленча. Он приготовил себе яичницу, потом прогулялся по Виллидж, дошел до Десятой улицы, наконец, сел на Шестой авеню в автобус, направлявшийся в центр, и всю дорогу смотрел в окно, выискивая взглядом невысокого, коренастого, прихрамывающего человека, похожего на Роважински. Кларенс доехал до Сто шестнадцатой улицы, а оттуда пошел пешком в свой участок спросить, не выяснилось ли что-нибудь относительно сестры Кеннета Роважински.
Молодой полицейский, которого Кларенс видел до этого только пару раз, нашел поступившее для него сообщение и сказал:
— Одна сестра по имени Анна Готштейн. Живет в Дойлстауне, штат Пенсильвания.
Кларенс поблагодарил и записал адрес и номер телефона, который был зарегистрирован на имя ее мужа, Роберта Л. Готштейна.
Значит, Пенсильвания, а никакой не Лонг-Айленд.
Кларенс доехал до центра на метро, всю дорогу внимательно вглядываясь в лица пассажиров. Что еще он мог сделать?
Он подумал, не позвонить ли часа в четыре на работу Эдуарду Рейнолдсу, чтобы спросить, что слышно о Роважински, но побоялся, что мистер Рейнолдс в конце концов сочтет его слишком надоедливым. Он ведь ясно дал понять, что обойдется без полиции, даже если Роважински свяжется с ним и попросит вторую тысячу.
В начале пятого зазвонил телефон, и Кларенс взял трубку. Это была Мэрилин.
— Мама хочет увидеться со мной сегодня вечером, Клар, — проговорила она. — Понимаешь... я обещала. Я звонила ей, но не сумела отвертеться.
Это означало, что Мэрилин придется ехать в Бруклин-Хейтс. Вечером во вторник она всегда обедала с матерью, так что Кларенсу не за что было на нее обижаться, и все же он был задет.
В 6.30 вечера Кларенс снова позвонил в полицейский участок. Дежурил лейтенант Сантини, и Кларенс поговорил с ним. Сантини сказал, что от Эдуарда Рейнолдса ничего не было.
Кларенс снова подавил горячее желание позвонить Рейнолдсам домой. Возможно, Роважински не отважился попросить вторую тысячу. Но если так, как он вернет собаку? И жива ли она вообще?
Мэрилин отправилась прямо со своей дневной работы в Бруклин-Хейтс. Она сказала, что вернется домой к полуночи, и надеялась, что Кларенс дождется ее. В семь он написал:
'Дорогая,
волнуюсь насчет сегодняшнего вечера и Рейнолдсов. Не знаю, что может стрястись. Позвоню тебе между одиннадцатью и двенадцатью. Тебе звонили: я все записал.
Люблю тебя.
И положил записку на подушку. Звонок был от женщины, сдававшей в аренду квартиры в Виллидж. Ей нужно было кое-что напечатать.
Кларенс прошел по Восьмой авеню до Двадцать третьей улицы, съел гамбургер, выпил кофе и купил билет в кино только для того, чтобы убить время. Из кинотеатра он вышел в начале двенадцатого и из ближайшего автомата позвонил Рейнолдсу.
Женский голос, не похожий на голос Греты Рейнолдс, ответил:
— Кто это, простите?
— Патрульный Духамель. Могу я поговорить с мистером Рейнолдсом, если он дома?
— О, вы полицейский, который заходил к ним?.. Их сейчас нет. Я ожидаю их... после полуночи.
Кларенс понял, что это означало: поляк назначил встречу, и Рейнолдсы приняли его предложение.
— Мне хотелось бы поговорить с ними, — сказал Кларенс спокойно, но решительно. — Можно мне позвонить еще раз — после полуночи?
— Да. Конечно.
— Они пошли за своей собакой, да?
— Да.
— Благодарю, — сказал Кларенс. — Позвоню позднее.
Женщина отвечала не слишком дружелюбно.
Кларенс пошел на запад по Восьмой авеню, потом к центру. Шел мелкий дождик, а он не взял плаща, но это было не важно. Без десяти двенадцать он позвонил Мэрилин. Она оказалась дома.
— Радость моя, ты видела записку? С тобой все в порядке?
С ней было все в порядке.
— Что случилось у Рейнолдсов?
— Они пошли на вторую встречу... скорее всего. В одиннадцать вечера. Надеюсь, собака вернется к полуночи. Хочу проверить.
Мэрилин поняла его. Они договорились на завтрашний вечер. Пойти в театр. Нет, Кларенс не забудет.
— Где ты?.. Ты придешь?
— Не знаю. Можно не уточнять?
— Конечно, дорогой, конечно. Береги себя.
Кларенс был благодарен Мэрилин. Она все поняла. Он заглянул в бар выпить пива и зайти в туалет. И убить время. Без четверти час. Теперь, подумал он, можно позвонить Рейнолдсам: получили они свою собаку или нет.
Снова ответил незнакомый женский голос:
— Они еще не вернулись. Грета звонила около двенадцати... немного позднее. Они собирались немного погулять.
Кларенс прервал ее:
— Хорошо. Я зайду. Скажите им, что я зайду... сейчас. — Он повесил трубку, прежде чем она успела
