— Они еще придут?
— Не знаю. Возможно. Но я не собираюсь оставаться здесь. Устала от всего этого. Но...
— Но?.. Что, дорогая?
— Я думаю, это сделал ты, верно? — спросила она шепотом.
Он плотно прижал трубку к уху:
— Ты сказала правду.
— Мне надо идти, Клар. Я не останусь здесь на ночь.
— Ты боишься, что они придут к тебе ночью?
— Мне просто тошно здесь, противно видеть легавого в моей квартире! — Похоже, у нее начиналась истерика.
Он спросил ее, где она будет ночевать. Возможно, у Эвелин на Кристофер-стрит.
— Ты позвонишь мне завтра? Я же не знаю, где искать тебя. Еще одно. Я сказал, что ушел от тебя в половине восьмого или в восемь утра.
— По-моему, я сказала: в десять. Около десяти.
— Не думаю, что это имеет значение.
— Мне надо идти.
— Обещай, что позвонишь мне!
— Я позвоню тебе. — Она повесила трубку.
В это время, около одиннадцати часов, Эд и Грета Рейнолдсы разговаривали с полицейским из отдела убийств, детективом по имени Морисси. Другой детектив позвонил Эду на работу около четырех часов дня, переговорив предварительно с Гретой и узнав номер его служебного телефона, чтобы назначить Эду встречу в его квартире в семь часов вечера. Но Эд отказался, объяснив, что они с женой должны присутствовать на похоронной церемонии на Лексингтон-авеню: умерла мать их знакомой, и он освободится не раньше десяти часов вечера. Эд был тверд. Эд полагал, что полиция хотела видеть его, чтобы выяснить какие-то детали, поставить заключительную точку в деле Лизы, потому что детектив не сказал, что он из отдела убийств. Мать Лили Брендстрам умерла после долгой болезни, и Эд с Гретой присутствовали на мрачной церемонии в похоронном бюро, а затем, вместе с другими, в основном друзьями покойницы, поехали в квартиру Лили на Восьмидесятой улице Восточного округа.
Эд с Гретой переехали. С начала недели они жили в новой квартире на Девятой улице Восточного округа, в доме, который казался им гораздо приятнее их прежнего дома на Риверсайд-Драйв.
Детектив Фред Морисси объяснил, что Фенуччи, который разговаривал с Эдом в его кабинете, предстояло отправиться к одиннадцати часам по какому-то делу.
— У нас по нескольку человек работают над одним делом, — объяснил Морисси с приятной ирландской ухмылкой. — Собираем все по кусочкам. Шерлоки Холмсы уже перевелись.
Эд вежливо улыбнулся. Они с Гретой не знали о смерти Роважински, пока им не сказал Морисси. Бэрроу-стрит. У Эда было смутное представление о том, где находится эта улица, к западу отсюда, на другой стороне Седьмой авеню, где улицы имели свои названия и не пересекались под прямым углом. Им задали несколько вопросов, в частности, где был Эд вчера вечером, во вторник, между восемью и двумя-тремя часами ночи. Вчера вечером они с Гретой хотели пойти в кино на Восьмой улице и не пошли, потому что Эду пришлось почти до часу ночи читать рукопись. Он выходил из дома в семь и еще раз около полуночи, ненадолго, чтобы прогулять нового щенка, Джульетту.
— Я, между прочим, никогда не видел Роважински, — сказал Эд.
— Нет? Даже когда он сидел в тюрьме? — Морисси знал о собаке и о выкупе.
— Нет. Мне предлагали увидеть его, но я отказался. Честно говоря, мне хотелось бы забыть обо всем, потому что наша собака мертва, и тут уж ничего не поделаешь. — Убийство довершило картину, думал Эд, зачем говорить, как все это омерзительно и гадко. Кому-то Роважински стал поперек горла, и нечего этому удивляться.
— Понятно. Вы, вероятно, не знаете никого, кто... Дело вот в чем: может, вы знаете, кто мог бы это сделать? Понимаю, что у вас с этим человеком разные сферы общения, но... — Морисси снова ухмыльнулся.
— Я не знаю никого, — ответил Эд. Он посмотрел на Грету, которая сидела на другом конце дивана, спокойная, внимательная и молчаливая.
— У меня здесь некоторые заметки... относительно патрульного Кларенса Духамеля, который помогал вам разыскивать собаку. Вы знаете патрульного Духамеля?
— Да, — подтвердил Эд.
— Этот Роважински оскорбил его подружку. — Морисси посмотрел в свои записи и привел фамилию Мэрилин и ее адрес. — Патрульный Духамель приходил также в комнату Роважински на Мортон-стрит и грубил ему. Он сказал, чтобы тот прекратил приставать к его подружке. Вам известно что-нибудь об этом? Говорил ли Духамель...
— Нет, я ничего не знаю об этом, — прервал Эд. — Мы не очень хорошо знаем Духамеля. — Эд задумался, мог ли Кларенс убить поляка. Нет, не может быть. Морисси сказал, что у Роважински в нескольких местах пробит череп.
— Забавная история, — сказал Морисси. — Роважински сбежал после того, как его нашел патрульный Духамель, потом Духамеля обвинили в том, что он позволил преступнику улизнуть за пятьсот долларов. Так нам сообщили в полицейском участке патрульного Духамеля.
— Да, — осторожно сказал Эд, — мы слышали. Духамель упоминал об этом. Он сказал нам, что не брал денег. Ничего ведь не доказано, правда?
Прежде чем ответить, Морисси заглянул в записи:
— Нет. Здесь сказано, что его обвинил Роважински. Голословное обвинение. Что вы думаете по этому поводу? Я никогда не видел патрульного Духамеля.
Первой заговорила Грета:
— Нет, думаю, что нет. Мы не знаем, но Кларенс не такой.
Эд улыбнулся, внезапно почувствовав облегчение, — спокойный голос Греты, ее знакомый немецкий акцент сняли напряжение.
— Сомневаюсь, что Духамель брал взятку. Он спешил к нам, вот почему поляк сбежал.
— Спешил? Что вы хотите этим сказать? — вежливо спросил Морисси.
Эд понимал, что Морисси хотелось бы знать, мог ли Кларенс убить поляка из-за того, что тот оскорбил его, обвинив, справедливо или ложно, в получении взятки.
— Я хочу сказать, что он не такой человек. Он приятный молодой парень, даже идеалист. Не думаю, что он вообще согласился бы делать что-то за взятку. — Особенно в данном случае, поскольку Кларенс ненавидел Роважински, хотел сказать Эд, но предпочел промолчать.
— Да, — сказал Морисси неопределенно. — Гм, вы, вероятно, не знаете, кому еще Роважински писал письма?
На губах Эда появилась улыбка.
— Нет. Мы, конечно, попытались выяснить это, когда пропала собака. Мы тогда хотели найти Роважински.
— Люди не всегда обращаются в полицию. Понимаете, нужны подозреваемые, те, кто имел мотивы.
Эд понимал.
Морисси, похоже, закончил. Он встал, положил ручку в карман.
— Спасибо, мистер Рейнолдс. Может, вы еще услышите о нас. Спокойной ночи, миссис Рейнолдс.
— Спокойной ночи, — ответила Грета. — И удачи.
— Вот уж не помешало бы!
Дверь закрылась. Эд облегченно вздохнул и повел плечами. Затем он поспешил в гостиную:
— Так. Ну и что ты об этом думаешь?
Грета сбросила туфли. Она чувствовала усталость.
— Что ж, этого следовало ожидать.
Эд обнял ее одной рукой и на секунду крепко прижал к себе:
— Какой день! Давай возьмем в постель чашку горячего чая или шоколада. Или горячего пунша.
