каждый раз считал обязательным в целях безопасности разорвать его. Он всегда излагал планы в чертежах и всегда потом рвал их, и море от Бар-Харбора до самого южного из Виргинских островов было усеяно расчлененными семенами его идей, когда «Белокурый принц» обогнул мыс Мэйси на пути к Порт-о- Пренсу.
— Это королевский порт для моего «Принца»! — воскликнула Элис в затишье разговоров с Элси.
Бруно сидел стороне от них, в тени за углом надстройки. Он смял лист бумаги, на котором рисовал, и поднял голову. В левой четверти горизонта показалась в дымке узкая серая полоска земли. Гаити. После того как он увидел остров, он стал ему казаться еще дальше, чем до того, как он его увидел. Сейчас Бруно был все дальше и дальше от Гая. Он оторвал себя от кресла и подошел к поручню с левого борта. Они проведут несколько дней на Гаити, прежде чем двинутся дальше. Они пойдут дальше на юг. Бруно тихо стоял и смотрел, чувствуя, как неудовлетворенность обжигает его изнутри наподобие тропического солнца, обжигающего сзади его бледные ноги. Неожиданно он разорвал план и, раскрыв ладонь, пустил клочки бумаги по ветру.
Не менее важным, чем сами планы, было, конечно, найти человека для такой работы. Он сделал бы это и сам, если бы не Джерард, частный детектив отца. Тот расколет Бруно, какой бы план он ни придумал. К тому же Бруно хотел еще раз запустить свою схему немотивированного убийства. Мэтт Ливайн или Карлос? Недостаток в том, что он знает их. Да и опасно начинать переговоры, не будучи уверенным, что человек согласится.
Пока они были в Порт-о-Пренсе, с Бруно случилось происшествие, которое ему никогда не забыть: на второй день он свалился со сходни, возвращаясь на яхту.
Он отупел от влажности и жары, а ром усугубил положение, от него ему стало еще жарче. Он шел из отеля «Цитадель», чтобы на яхте взять вечерние туфли матери, и в районе порта зашел выпить виски со льдом. Один из пуэрториканских членов команды, которого Бруно невзлюбил с первого взгляда, находился в баре в стельку пьяный и шумел так, словно ему принадлежали и город, и «Белокурый принц», и остальная Латинская Америка. Он обзывал Бруно «белым болваном» и прочими словами. Бруно понять их не мог, но они вызывали смех окружающих. Бруно ушел из бара с достоинством, он слишком устал, чтобы лезть в драку, да и не хотелось, потому что пришлось бы заявлять об этом Элис, после чего пуэрториканца уволили бы и занесли в черный список. Через квартал пуэрториканец догнал Бруно и затеял с ним разговор. Потом, поднимаясь по сходне, Бруно пошатнулся, пытался схватиться за оградительный канат, но рухнул в грязную воду. Он не мог сказать, что это пуэрториканец толкнул его, потому что тот не толкал. Пуэрториканец и еще один моряк из команды со смехом выловили Бруно и оттащили на койку. Бруно сполз с койки, взял бутылку рома, выпил из нее, не разбавляя, затем упал на койку и заснул прямо в мокром нижнем белье.
Позже пришли мать и Элис, стали трясти его и разбудили.
— Что случилось? — начали он спрашивать хором, при этом хохоча так, что им было трудно говорить. — Что случилось, Чарли?
Их фигуры выглядели расплывчато, но смех он слышал явственно. Он убрал руки Элис с плеча. Говорить он не мог, но знал, что именно он хочет сказать. Что они делают в его каюте, если не принесли ему весточку от Гая?
— Что? От кого? — спросила мать.
— Уххдите… все! — рыкнул он.
— Ой, он не в себе, — горестно произнесла мать, и таким тоном, как говорят над постелью тяжелобольного. — Бедный мальчик. Бедный, бедный мальчик.
Бруно дернул головой раз-другой, чтобы стряхнуть со лба приложенную матерью мокрую салфетку. Как он их обеих ненавидел! И Гая ненавидел. Он ради него совершил убийство, ради него прятался от полиции, хранил молчание, раз тот просил его, ради него упал в вонючую воду, а Гай и видеть его не желает! Он проводит время с девушкой! Он три раза видел ее у дома Гая в Нью-Йорке. Будь она тут, он убил бы ее, как убил Мириам!
Чарли, Чарли, ш-ш-ш…
Гай снова женится, и у него не будет времени для него. Какого можно ждать от него сочувствия, если у него есть такая утешительница! Это к ней он ездил в Мексику, а не повидать друзей. Ясно, что ему хотелось убрать Мириам с дороги. А про Энн Фолкнер он даже не заикнулся в поезде! Здорово Гай воспользовался им! И всё-таки Гай может убить его отца, нравится это ему или нет. Убить может любой. Насколько Бруно помнит, Гай в это не верил.
Двадцатая глава
Бруно возник, как ниоткуда, прямо посреди тротуара.
— Пойдемте выпьем со мной, — предложил он.
— Я не желаю видеть вас. Я не задаю вопросов, но видеться с вами не хочу.
— Задавайте, не задавайте — мне всё равно, — сказал Бруно со слабой улыбкой. Взгляд его был напряжен. — Перейдем через улицу. На десять минут.
Гай огляделся. Вот он, Бруно. Позвать полицию. Кинуться на него, сбить на тротуар. Но Гай не пошевелился. Он обратил внимание, что руки Бруно были опущены в карманы, как будто он держал там пистолет.
— На десять минут, — повторил Бруно,
Уже несколько недель Гай не слышал Бруно. Он попытался восстановить в памяти возмущение того последнего вечера, его желание обратиться в полицию. Наступил критический момент. И Гай пошел с ним. Он пошли в бар на Шестой авеню и сели в кабину в самом конце.
На лице Бруно улыбка расползлась еще шире.
— Чего вы боитесь, Гай?
— Абсолютно ничего.
— Вы довольны жизнью?
Гай сидел на краешке стула, весь напряженный. Он думал о том, что сидит напротив убийцы. Эти руки сдавливали горло Мириам.
— Слушайте, Гай, почему вы мне не сказали об Энн?
— А что я должен был рассказать об Энн?
— Просто мне интересно было бы услышать о ней, вот и всё. Я имею в виду — на поезде.
— Это наша последняя встреча, Бруно.
— Почему? Я хочу, чтобы мы были друзьями, Гай.
— Я намерен сдать вас полиции.
— А почему вы не сделали этого в Меткалфе?
Глаза Бруно засветились слабым розовым светом, когда он это спрашивал в свойственной лишь ему манере — бесстрастно, грустно, но с примесью победы. Странно, но внутренний голос Гая ставил вопросы таким же образом.
— Потому что я не был вполне уверен.
— А что я должен сделать — написать письменное заявление?
— Я могу сдать вас в любой момент.
— Нет, не можете. У них против вас побольше, чем против меня, сказал Бруно, пожав плечами.
— О чем это вы?
— Как вы думаете, что у них есть против меня? Ничего.
— Я им скажу! — внезапно разозлился Гай.
— А если я скажу, что вы мне заплатили за это, — с сознанием собственного превосходства произнес нахмурившийся Бруно, — то все кусочки в этой картинке сразу сойдутся.
— Наплевать мне на эти кусочки.
— Вам-то да, да закону не наплевать.
— И какие же кусочки?
— Например, письмо, которое вы написали Мириам, — медленно произнес Бруно, — история с отказом
