но виден. Дико несущаяся фигура в белой, развевающейся, как дым на ветру, пижаме, повернула в его сторону. Гай стоял, словно охваченный параличом, и ждал.
— Эй!
Гай направил удар в подбородок, и белая фигура рухнула на землю.
Гай прыгнул к стене.
Перед ним возвышалась темная масса. Он воспользовался маленьким деревом, потом нога его нашла какой-то выступ. Он взобрался на стену и тут же рухнул по другую ее сторону, лицом вниз. Боль во всем теле мешала ему подняться. Его охватила дрожь. Он подумал, что надо совладать с этой дрожащей массой и заставить ее бежать, но не мог и шевельнуться. Да и место было вроде не то, про которое говорил Бруно. 'Надо двигаться по маленькой грязной дороге (без фонарей) в южную сторону от дома, пересечь две больших улицы, выйти на Коламбиа-стрит и двигаться на юг (вправо)'… К автобусному маршруту, который шел до другой железнодорожной станции. Бруно хорошо писать на бумаге свои проклятые инструкции, чтоб ему… Гай знал теперь, где он находится. Это поле к западу от дома, и ни на одном из планов это место не было отображено! Гай оглянулся. А что за дорога на север? И почему не горят фонари, что с ними случилось? Может случиться так, что ему не удастся отыскать в темноте ту маленькую дорогу. Он не знал, сзади ли находится дом или слева. Непонятная боль пульсировала по всей длине правого предплечья, и такая жгучая, что ему казалось, будто оно должно светиться в темноте.
У него было такое ощущение, словно его разнесло на куски взрывом, и он не мог собрать остатки энергии, чтобы заставить себя двигаться, да и не хотел. Ему вспомнилось, как в старшем классе школы его ударили по ноге по время футбола, когда он лежал на траве, как сейчас, не в силах слова вымолвить от боли. Он вспомнил ужин того дня, вспомнил, как мать подавала ему бутылку с горячей водой в постель, прикосновение ее рук, когда она подоткнула одеяло ему под подбородок… Выступавший из-под земли острый камень, как пила, царапал его дрожащие руки. Он прикусил губу и постарался расшевелить мозги. Мысль его работала лениво, словно у человека полупроснувшегося, да еще невыспавшегося. Однако он сообразил, что надо немедленно подниматься на ноги, потому что он пока еще не в безопасности. Он слишком близко к дому. Внезапно его руки и ноги зашевелились, словно получив заряд скопившейся статической энергии, и в следующий миг он уже бежал по полю.
Странный звук заставил его остановиться — тихие музыкальные завывания, донесшиеся со всех сторон.
Несомненно, это сирены полицейских автомашин. Ему даже пришла в голову бредовая мысль, что там мог быть и самолет. Он продолжал бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от сирен, которые теперь доносились слева сзади, и в то же время понимал, что ему следовало бы повернуть влево, чтобы выйти на ту маленькую дорогу. Он уже долго бежал вдоль оштукатуренной стены и начал поворачивать влево, чтобы пересечь главную дорогу, которая наверняка лежала в этом направлении, когда понял, что сирены доносятся с этой самой главной дороги. Переждать? Но ждать он не мог. И он продолжал бежать — параллельно главной дороге и завывающим полицейским машинам. Нога его за что-то зацепилась, и он упал, выругавшись. Теперь он лежал в канаве, раскинув руки, причем правая высовывалась наверх. От обиды и бессилия он начал всхлипывать. Левая рука чувствовала себя неуютно. Оказалось, она лежала в воде. Гай почему-то подумал, что так может залить и часы. Он хотел вытянуть руку из воды, но не сделал этого, словно на руку действовали две равнодействующие — одна, которая хотела сдвинуть ее, а другая — которая не давала сделать этого. Ему подумалось, что он мог бы и уснуть в таком положении, хотя это и казалось невероятным. 'И тогда полиция окружит меня', — подумал он, и снова поднялся и побежал.
Совсем близко, справа от него, победно завыла сирена, словно они нашли его.
Светящийся прямоугольник возник перед ним — он едва успел увернуться от столкновения. Окно! Он едва не налетел на дом. Весь мир проснулся! А ему позарез необходимо пересечь дорогу!
Полицейская машина проехала по дороге в тридцати футах от него, и сквозь кусты мелькнули ее огни. Еще одна сирена завыла левее — там, где должен быть дом, и затихла в отдалении. Не успела машина отъехать на безопасное расстояние, Гай, пригнувшись, перебежал дорогу и углубился в темноту. Теперь неважно, где эта маленькая дорога, нужно как можно дальше бежать от дома в этом направлении. 'Там к югу что-то вроде темной рощицы, там хорошо спрятаться, если не найдешь той маленькой дороги… Не пытайся избавиться от люгера, что бы ни случилось на пути между моим домом и ж/д станцией'. Рука Гая скользнула в карман и через дырки в перчатках почувствовала холод маленького револьвера. Он даже не помнил, как положил его в карман. А представить, что он потерял его и он так и лежал бы на голубом ковре! Нашел время о чем думать!
Ему показалось, что его кто-то схватил, и он инстинктивно отмахнулся кулаком. Оказалось, что это колючие кусты. Но ему пришлось продираться сквозь них, потому что полицейские сирены позади не утихали, а другого пути бежать не было. Он сосредоточился на борьбе с врагом, что был впереди него, по бокам и даже сзади, который хватал его тысячью маленьких острых рук, и их треск начал заглушать даже звуки сирен. Он с радостью отдался этой честной борьбе, которую вели против него…
Гай проснулся на краю рощи и обнаружил, что лежит лицом вниз на спускающемся склоне. Он действительно проснулся или только что упал? Но на небе впереди показалась серая полоска, предвещавшая утро. Когда он поднялся на ноги, круги перед глазами подсказали ему, что он был до этого без сознания. Его пальцы потянулись к спутанным волосам и нащупали мокроту на голове. Он в страхе подумал, что у него пробита голова и некоторое время стоял и тупо ждал, что вот-вот свалится замертво.
Внизу редкими звездами светились в дымке разбросанные огни маленького городка. Гай механически достал из кармана платок и туго обвязал им основание большого пальца, где из пореза сочилась казавшаяся черной кровь. Он подошел к дереву и прислонился. Его глаза бегали по городу и осматривали дорогу. Он не заметил ни малейшего движения. Он ли это стоит здесь, прислонившись к дереву, когда в его памяти проносятся звуки выстрела, сирены, треск кустов? Воды бы. На грязной дороге у окраины городка он увидел бензоколонку и двинулся в ту сторону.
Рядом с ней оказался старинный кран. Гай подставил голову под воду. Лицо защипало, словно это была изрезанная маска. Мало-помалу в голове стало проясняться. Он сейчас не дальше двух миль от Грейт-Нека. Он снял правую перчатку, которая держалась на одном пальце и ладони и сунул ее в карман. А где другая? Оставил в роще, когда перевязывал палец? На него нашла паника, ибо он понимал, чем это ему грозит. Надо вернуться и найти перчатку. Для начала он обыскал карманы пальто, потом расстегнул его и проверил карманы брюк. Шляпа упала к ногам. Он совсем забыл, что в шляпе. А если бы он ее потерял где-нибудь? Изорванная перчатка обнаружилась в левом рукаве, и он с облегчением, близким к счастью, спрятал ее в карман, потом поправил развернувшийся отворот брюк. Он решил двигаться в южном направлении, сесть в автобус, идущий дальше на юг, пока не доберется до железнодорожной станции.
Как только он осознал свою цель, усилилась боль. Как он сможет проделать этот путь с такими коленями? Но он продолжил путь, заставляя себя держать выше голову. Наступило время неустойчивого равновесия между ночью и днем. Было еще темно, но проблески дня уже виднелись. Еще казалось, что темень может победить свет, потому что ее было больше. Если бы ночь продержалась до тех пор, пока он доберется до дома и запрет дверь!
Но день неожиданно прорвался сквозь ночь по всему горизонту слева от него. Серебристая полоска обежала вершину холма, и он окрасился в бурые, зеленые и розовато-лиловые цвета, словно просыпаясь после ночного сна. Под деревьями на холме стал различим желтый дом. Справа от Гая открылось зелено- коричневое поле с медленно перекатывающимися волнами. Из травы, посвистывая, вылетела птичка, и своими острыми крыльями стала выписывать на небе быстрое, неровное и длинное послание наступающему дню. Гай остановился и стал следить за ней, пока она не исчезла.
Двадцать четвертая глава
В сотый раз он осматривал свое лицо в зеркале ванной, аккуратно проводя кровоостанавливающим карандашом по каждой царапине, затем припудривая ее. Он колдовал над своим лицом и руками столь отвлеченно, словно они не принадлежали ему. Когда его глаза встречались с теми, что в зеркале, он
