— Хм… А теперь обо всем услышит Адамс. И я не удивлюсь, если он побежит сообщать в полицию. Хотя тебе не стоит особенно беспокоиться.
— Я просил Ину не говорить ему об этом. — Однако он не мог припомнить, чтобы она давала ему обещание. — Верно… — Он откинулся на скатанной постели Иенсена и скинул теннисные туфли. — Интересно, это чувство гражданского долга или идиотская привычка совать нос не в свое дело?
— Идиотская привычка, — отозвался Иенсен, вглядываясь прищуренными глазами в полотно, над которым работал. На нем была нарисована пара огромных подошв от коричневых сандалий. Между ними было втиснуто запрокинутое вверх, сплющенное лицо араба.
— Пойду к себе спать, — сказал Ингхэм. — Даже твой кофе не помог. Прошлую ночь я почти не спал.
— Не позволяй ей до такой степени расстраивать себя! Господи, да я же вижу, как ты расстроен! — Иенсен неожиданно разозлился и побледнел от гнева.
Ингхэм грустно рассмеялся:
— Но она мне нужна. Видишь ли, я люблю ее.
— Хм… — хмыкнул Иенсен.
Ингхэм умылся у своей раковины и натянул пижамные брюки. Было без десяти двенадцать, но его не заботило, который теперь час. Он лег на постель и натянул на себя простыню, но минуту спустя, как всегда, сбросил ее. Еще одну сигарету, последнюю. Ингхэм заставил себя думать о книге. У Деннисона наступил кризис, который он сам еще не до конца осознавал. О его мошенничестве стало известно. Деннисон был ошеломлен, хотя и не совсем озадачен отношением к себе общества. Самым худшим оказалось то, что кое- кто из друзей, узнав о его «мошенничестве», пришли в негодование и отреклись от него, хотя намеревались вернуть деньги, которое он «ссудил» им. Как-то вечером Ина подбросила ему идею, что деньги возвращали с процентами, так что в банке Деннисона не могли бы пожаловаться на отсутствие дивидендов, которые могли бы принести украденные им деньги. Это должна была быть фантастически огромная сумма. Ингхэм отложил сигарету.
Повернувшись на бок, он закрыл глаза. Ему неожиданно вспомнилась Лотта. Как всегда, воспоминание доставило ему сладкую боль. Он думал о том, как ложился с нею в постель, каждую ночь испытывая блаженство, занимались они любовью или нет. Он никогда не уставал от Лотты физически, ни разу за два года. Он не видел причин, почему она должна была наскучить ему, хотя и бытует мнение, что скуки в браке не избежать. Они с Лоттой никогда не ссорились. Забавно. Возможно, потому, что никогда не говорили о таких серьезных вещах, о каких он только что беседовал с Иной, и Ингхэм всегда уступал Лотте, позволяя ей поступать по-своему. Он думал о том, что, возможно, Лотта сейчас счастливее, живя с тем легкомысленным идиотом, за которого вышла замуж. Возможно, даже решилась завести ребенка.
Ингхэм услышал звук открываемой входной двери — скрип дерева о косяк. «Фатьма, — подумал он. — Черт бы ее побрал».
Стук в дверь.
— Говард? Есть кто-нибудь дома? — Это был НОЖ.
— Минутку. — Ингхэм натянул на себя пижамную куртку. Ему не хотелось представать перед НОЖем в таком виде. Он начал было надевать тапочки, но потом бросил и открыл дверь.
— Ага! Долго спим! Извините, если побеспокоил вас.
— Нет. Просто я решил немного доспать. Ночь выдалась беспокойной.
На Адамсе были чистые шорты-бермуды, рубашка в полоску и одна из его парусиновых кепок.
— Что так?
— Видимо, из-за жары. Становится все хуже и хуже.
— Ох уж этот август! У вас найдется для меня несколько минут? Мне кажется, это очень серьезно, — поспешно добавил Адамс.
— Конечно, присаживайтесь. Чего хотите — пива или покрепче?
НОЖ выбрал пиво. Ингхэм извлек две банки из ведра с водой на полу. Пошла пена. Пиво оказалось недостаточно холодным, но Ингхэм не стал извиняться.
— Я завтракал с вашей девушкой, — хохотнул НОЖ. — Я встретил ее на пляже и пригласил на яичницу.
— Вот как. — Значит, НОЖ не заметил его машину, решил Ингхэм. Он присел на кровать.
НОЖ занял стул возле стола:
— Очень разумная девушка, просто исключительно. Она сообщила мне, что ходит в церковь.
— Да, кажется, я тоже говорил вам об этом не так давно.
— В протестантскую. В церковь Святой Анны. Она также рассказала мне о своем брате.
«К чему он клонит?»
— Она немного беспокоится из-за вас. Говорит, что устала просить вас перебраться из этого дома в бунгало. Там вам было бы намного удобней.
— Я и здесь не ощущаю неудобств. Но могу понять, если женщину это не устраивает.
— Она рассказывала, что в Манхэттене у вас отличная квартира.
Ингхэму не понравилось это замечание — что он лезет в его частную жизнь? Что бы запел НОЖ, если бы узнал, что Джон Кастлвуд покончил с собой у него в квартире и по какой причине он так поступил?
— Ина говорила, что уедет примерно через неделю. А вы, Говард? Вы остаетесь?
— Точно не знаю. Если моя книга будет закончена — в черновом варианте, — то я, скорее всего, вернусь в Нью-Йорк.
— А я надеялся, что вы уедете вместе. — Адамс улыбнулся и положил руки на свои голые колени. — На вашем месте я не отпускал бы от себя такую девушку.
Ингхэм отхлебнул пива.
— А она хочет, чтобы я не отпускал ее от себя?
— Думаю, да. — НОЖ лукаво подмигнул ему. — Зачем тогда ей было приезжать в Тунис, если бы она не любила вас? Но я надеюсь, что вы будете честны с ней до конца, Говард. Честны во всем.
«Кстати, о честности, — вдруг подумал Ингхэм. — Вряд ли Ина поведала ему о своих чувствах к Кастлвуду. Могла бы быть и пооткровеннее».
— Возможно, между такими взрослыми людьми, как мы, всегда есть какие-то секреты. И я не уверен, что мне хотелось бы знать все о ее прошлом. Почему бы кое-чему не остаться сугубо личным?
— Возможно. Однако по отношению к тому, кого мы любим и кто любит нас, наше сердце должно быть открыто.
Как всегда, слушая НОЖа, Ингхэм представлял себе все в буквальном смысле: разрезанное сердце с клапанами и с сосудами, словно в мясной лавке.
— Не уверен, что согласен с вами. Я считаю, что настоящее значительно важнее прошлого. Особенно если другой человек не присутствовал в этом прошлом.
— Ну, прошлое-то совсем недавнее. Я имею в виду только честность отношений.
Ингхэм начал потихоньку закипать. Он допил последнее пиво и со стуком поставил банку на служивший ему ночным столиком ящик. Отерев рот тыльной стороной ладони, он произнес:
— Надеюсь, с Иной я достаточно честен, чтобы оставить ее довольной.
— Ну что ж, посмотрим, — расплылся в своей пухлой, счастливой улыбке Адамс. — Если она соберется уехать раньше вас или вы соберетесь ехать вместе, то мы устроим вам настоящие проводы. Мне будет не хватать вас обоих. Может, сходим на ленч к Мелику, Говард?
— Спасибо, Фрэнсис. Но мне больше всего на свете необходимо поспать.
Когда НОЖ ушел, Ингхэм выпил большой стакан воды и снова попытался заснуть. Внутри у него все словно кипело. И тут не помогло бы никакое снотворное, даже если бы оно у него имелось. У него создалось ощущение, что внутри скопился гнев, который он пытался не выпускать наружу. Ингхэм услышал мягкое шарканье ног Иенсена за дверью и обрадовался, когда тот постучал.
— Никак наш общий приятель НОЖ побывал здесь? — усмехнулся он.
— Угу. Выпей, если хочешь.
— Как ты догадался? — Иенсен прошел на кухню. — Тебе тоже?
— Не возражаю.
Иенсен присел, и они выпили.
