Засунув письмо в карман, он выбежал на улицу. Чувство безмерного страдания охватило его. Мысли вопили о тихой смерти, они были хаотичны, словно беспорядочные приказы, которые генералы в панике отдают своей разгромленной армии, чтобы спасти ее от окончательного поражения, чтобы не сдаваться, чтобы не погибнуть.
Одно было ему ясно: он ее испугал. Его глупое несдержанное признание, множество планов наверняка настроили ее против. Даже половины того, что он написал, было достаточно, чтобы она поняла, как он ее любит. Но ему этого было мало. Он написал:
Ну и болван же он!
Он уже начал думать, как исправить ошибку, составляя в уме легкое, нежное письмо, чтобы дать ей возможность почувствовать себя свободнее. Он напишет его сегодня же вечером и постарается сделать это в легкой, изящной форме.
В этот же день Дон ушел из офиса довольно рано и уже в начале шестого был дома. Часы напомнили ему, что девушка из Скрэнтона приедет на Центральный вокзал в шесть. Надо пойти туда и повидать ее, подумал он, хотя и не знал зачем. Конечно же, он не заговорит с ней. Да он может и не узнать ее, даже если увидит в толпе. И все же не столько сама девушка, сколько Центральный вокзал притягивал его как магнит. Он решил переодеться. Надел свой выходной костюм и, осмотрев свои галстуки, выбрал посолиднее, синего цвета. Он чувствовал себя слабым и разбитым, ему казалось, будто он сам испаряется вместе с выступающим у него на лбу холодным потом.
Он пошел пешком по направлению к Сорок второй улице в центре города.
У входа на вокзал со стороны Ленсингтон-авеню стояли две или три молодые женщины, одна из которых могла быть Эдит В. Витком. Он безуспешно искал глазами инициалы на их вещах. Вот к одной из девушек подошел человек, которого она ждала. Внезапно Дон понял, что Эдит — та блондинка в черном пальто и берете с булавкой. Да, ее широко раскрытые глаза были полны тревожного ожидания — она ждала человека, которого любила и в ответной любви которого не была уверена. На вид ей было около двадцати двух, она явно была не замужем. Она вся светилась надеждой — юная и нетерпеливая. В руках у нее был небольшой чемоданчик — как раз для уик-энда. Несколько минут он вертелся вокруг нее, но она даже не взглянула на него. Она стояла за большими дверями справа, время от времени вытягиваясь на цыпочках, чтобы рассмотреть что-то над беспокойно снующей толпой. Свет от дверей падал на ее круглую розовую щеку, блестящие волосы, нетерпеливый взгляд тревожных глаз. Было уже шесть тридцать пять.
Конечно, может быть, это и не она, подумал Дон. Вдруг ему все это надоело, он почувствовал легкие угрызения совести и решил пойти на Третью авеню перекусить или по крайней мере выпить чашечку кофе. Он вошел в кафе, купил газету и раскрыл ее, чтобы чем-то себя занять в ожидании официантки. Но когда официантка подошла к нему, он понял, что ему ничего не хочется, и, пробормотав извинения, вышел из кафе. Он решил вернуться и посмотреть, ждет ли еще девушка, с которой он сыграл скверную шутку. Он надеялся, что она уже ушла. Если же она была все еще там, он должен сказать ей, что это был всего лишь дурацкий розыгрыш.
Она была еще там. Когда он увидел ее, она со своим чемоданчиком направлялась к справочному бюро. Он видел, как она, обойдя будку справочного бюро, снова вернулась к дверям и встала на прежнее место. Потом она перешла на противоположную сторону, решив, видимо, что там больше повезет. Мучительное ожидание и напрасная надежда исказили красивую линию ее разлетающихся бровей.
Но вопреки всему она еще надеется, подумал он, и эта простая мысль показалась ему самой мудрой истиной, которая когда-либо ему открывалась.
Он прошел мимо девушки, и на этот раз она посмотрела на него, но тотчас же перевела взгляд. Глаза ее были устремлены в сторону Ленсингтон-авеню. Он заметил, как в этих по-детски круглых глазах сверкнули слезы.
Засунув руки в карманы, он еще раз прошел мимо, заглянув ей в лицо, и, когда она холодно посмотрела на него, улыбнулся. Она ответила ему взглядом, полным негодования. Внезапно он засмеялся, он просто не смог сдержать этот нервный смешок. Точно так же у него мог вырваться всхлип, подумал он. Просто уж так случилось, что в ту минуту это был именно смех. Он знал, что чувствует сейчас эта девушка. Знал это абсолютно точно.
— Простите, — сказал он.
Она вздрогнула и посмотрела на него растерянно и удивленно.
— Простите, — повторил он и отвернулся.
Оглянувшись, он увидел, что она, нахмурившись, смотрит на него. В ее глазах застыло недоумение, даже испуг. Потом она отвела взгляд и поднялась на цыпочках как можно выше, глядя поверх толпы. Последнее, что он увидел, были ее глаза, полные слез и отчаянной, упрямой надежды.
Идя по Ленсингтон-авеню, он тоже заплакал. В его глазах стояли слезы и светилась неугасающая надежда. Совсем как у той девушки, подумал он. Он гордо вскинул голову. Он должен написать письмо Розалинде сегодня же вечером. В уме уже складывались первые фразы.
Миссис Афтон, витающая в облаках
(Mrs. Afton, Among Thy Green Braes)
Для доктора Феликса Бауэра, глядевшего из окна своего кабинета, расположенного на первом этаже, полдень представлялся каким-то потоком с вялым течением, движущимся либо в одну, либо в другую сторону. Количество транспорта все увеличивалось. Под знойным солнцепеком машины медленно ползли, отсвечивая сзади красными подфарниками. Их хромированные детали сверкали, будто были раскалены добела.
Кабинет доктора Бауэра был оснащен кондиционерами, поэтому там было довольно прохладно, но иногда мозг или кровь сигналили ему, что в офисе душно, и это его бесило.
Он посмотрел на наручные часы. Мисс Ваврика, которая должна была появиться к трем часам сорока минутам, в очередной раз не вышла на работу. Ему нетрудно было представить, что она в данный момент, возможно, сидит в кинотеатре, и вообще лучше не думать о том, что она могла бы сейчас делать. Он мог бы еще кое-чем заняться в свободные до прихода пациента минуты. Но он упорно продолжал смотреть в окно. Что за город Нью-Йорк, недоумевал он, с его бешеными скоростями и амбициозностью, лишавшими его, доктора Бауэра, инициативы?
Он много работал, впрочем, так и было всю жизнь, но только в Америке до конца осознал, что действительно работает очень много. В Вене или Париже, где он жил и работал прежде, он по вечерам отдыхал с женой и друзьями, а ночами заряжался энергией для работы и чтения, причем в течение всей ночи, вплоть до утра.
