словно отгоняя дурной сон.
— Первое время после перевоплощения я едва не сошел с ума. Внезапно во мне появилось пространство, в которое я никогда не смогу войти, потому что оно принадлежит не мне, а демону. И это пространство стало центром власти, стало по своему усмотрению определять мою жизнь, создавая линии поведения, совершенно неподвластные моему влиянию. Я больше не Адам, человек. Я никогда уже не смогу сказать, кто я на самом деле. Теперь я не целостен, потому что не принадлежу самому себе.
Измученный, он закрыл глаза, словно не зная, как вырваться из этого порочного круга. Хотя Леа страдала вместе с ним, она сидела не шевелясь, потому что опасалась того, что жест утешения заставит его замолчать. И она ждала не двигаясь. Наконец Адам тихо произнес:
— Какое бы решение я ни принял, какой бы план ни разработал, всегда в игре есть кто-то еще, пути которого — е мои пути. Но с этим мне придется жить — только теперь с этим смирился. Если я не хочу застыть или притворяться мертвым, то мне придется принять это пространство и его власть, и тем не менее идти своим путем. Мне кажется, я принял решение — для человека во мне, и не важно, насколько он поврежден. Это означает также, что я ни за что не стану перевоплощать тебя, Леа. Я хочу тебя, а не то создание, которое желает подсунуть мне демон. Даже если наше время благодаря этому не кончится никогда. То есть в том случае, ли ты можешь жить с тем, что придется принять отношения треугольника. Он попытался улыбнуться, но глаза его оставались серьез-ми. Леа только измученно кивнула, и их пальцы переплелись. Впервые с тех пор, как они встретились, Леа почувствовала, что может молчать. А Адам понял, что она давным-давно выбрала его и никогда больше не убежит.
И так проходили дни, становясь длиннее и теплее. Новый ритм жизни и уединенная жизнь, которую они вели на озере, оказывали своеобразное исцеляющее действие. Вдали от Пи его ядовитой паутины воздух казался чище, как будто можно было вновь ощутить свои собственные легкие, не опасаясь, то вдохнешь пепел.
С трудом приподняв тяжелые веки, Леа окинула взглядом защищенную навесом веранду: тонкий слой мха заполонил светло-розовые плитки пола. В углу стопкой стояли терракотовые цветочные горшки, на скамейке из пожелтевшего тикового дерева спокойно ржавел садовый инвентарь. С красивых арок, поддерживавших заросшую стеклянную крышу веранды, широкими полосами отлетала некогда белая краска.
Перед ее мысленным взором исчезало все поросшее мхом, вся неухоженная зелень… Горшки стояли стройными рядами, аккуратно вычищенные, с посаженными в них апельсиновыми деревьями и лютиками, а сама она сидела, развалившись, в покрытом свежим лаком деревянном кресле, которое, кстати, в данный момент тихонько покрывалось плесенью в сарае за домом.
Телефонный звонок пробудил Леа от дремы. Она слишком поспешно схватила аппарат, лежавший на столике-приставке и услышала неприятный хруст в плече, которое все еще не пришло в норму.
— Алло? — затаив дыхание, сказала она, пытаясь снова восстановить равновесие.
Но в трубке слышалось только постукивание, затем раздалось шипение. Леа подождала — эти шумы были ей уже знакомы.
— Надин, я тебя не слышу, здесь слишком плохая связь.
После посещения Макавити Надин, как и Леа, решила взять отпуск. Подруга в тот же день ушла из больницы под собственную ответственность, причем полицейского чиновника, который упрашивал ее дать показания, она шокировала неприличным жестом. Недолго думая Надин выбрала тур выживания в пустыне и теперь путешествовала, потом выгоняя ужасы своей жизни из тела.
Потрескивание в трубке прекратилось.
— А теперь, теперь ты меня слышишь, черт подери? — Голос Надин звучал глухо, как будто она говорила через трубу.
— Привет, королева пустыни! — На губах Леа заиграла обрадованная улыбка. — Который там у тебя час?
— Забудь о часах! У меня созрел новый план действий, чтобы выкурить Пи вместе с его выводком из гнездышка — как только вернусь…
Прежде чем Надин успела как следует разойтись, Леа перебила ее:
— Как там твои волдыри на ногах? Лучше? Кахель ведь давал тебе какую-то особенную мазь.
Надин потребовалось несколько мгновений, чтобы проследить за тем крюком, который дала мысль Леа. Затем она пробормотала что-то неразборчивое, и Леа уже подумала, что связь опять испортилась. Нахмурившись, она постучала пальцами по трубке.
— Перестань стучать, или ты хочешь, чтобы я оглохла? Эти волдыри по-настоящему упрямы, но Кахель сказал, что все пройдет. Насчет этого я ему целиком и полностью доверяю. Этот мужчина обладает интуитивной мудростью.
Кахель был нанятым Надин гидом, который, очевидно, обладал как раз той долей мягкости и стоического равнодушия, которые нужны были Надин для того, чтобы вновь обрести утраченное душевное спокойствие. То, что говорил Кахель, становилось все важнее с каждым днем на протяжении последних недель, а планы Надин по поводу того, как она повергнет в прах всю империю Пи, постепенно утрачивали свое значение.
Тем не менее Леа было легче на душе оттого, что на момент начала путешествия Надин еще в буквальном смысле слова плевалась желчью: хотя Макавити и удалось ранить ее и унизить, но уничтожить саму суть ему так и не удалось.
— Вот, я вспомнила еще кое-что очень важное: как у тебя на любовном фронте? — спросила Надин с плохо скрываемым любопытством. — Времена целибата остались позади? Дозволено ли наконец Адаму сделать то, для чего создано его великолепное тело?
Леа разъяренно постучала по трубке и услышала короткий писк Надин. Но теперь подругу было не так-то легко сбить с мысли.
— Чего же ты ждешь, в конце-то концов, дорогая моя? Мы ведь прошли через весь этот ад не затем, чтобы вы оба от воздержания рассыпались в пыль. Иди немедленно к своему жеребцу и сделай то, что я сделала бы с его чреслами. А именно…
Но прежде чем Надин действительно начала составлять ей список поручений, Леа покраснела и нажала на кнопку выключения телефона. Нервно поерзала на сиденье — насколько это позволял скрипящий музейный экспонат. Когда телефон зазвонил снова, она его просто проигнорировала.
Некоторое время Леа сидела, погруженная в свои мысли, пока ее внимание не привлекла кошка, энергичными прыжками гонявшаяся за мотыльками в высокой траве. Ее мысли невольно обратились к Адаму, который еще утром отправился на прогулку в лес. Слова Надин эхом звучали у нее в ушах и уже не казались такими тревожными.
Внезапно во всем теле у нее закололо. Она вскочила на ноги и перебежала лужайку, на которой ребенком играла в мяч. Подошла к обрушившемуся причалу и двинулась вдоль по тропе, огибавшей озеро.
Несмотря на удивительно солнечную для этого времени года погоду, вода казалась темной. Леа знала, что все дело в густо посаженных высоких деревьях, окружавших озеро со всех сторон. Однако для нее еще со времен детства это озеро было заколдованной гладью, и она считала, что если рискнуть прикоснуться к поверхности воды, то наверняка замерзнут пальцы.
Как и повсюду на этом берегу, среди бурной растительности проглядывали круглые валуны. В одном месте несколько таких камней лежали вплотную, образуя, таким образом, естественный подход к воде. Мгновение Леа колебалась, а затем взобралась на самый большой валун, гладкая поверхность которого словно звала немного посидеть.
Она устроилась на камне и, предаваясь воспоминаниям о детстве, принялась разглядывать загадочную воду. Внезапно сами собой сложились образы хищных рыб, напоминавшие китайских драконов, невесомо скользившие по дну. Какие-то вьющиеся растения с присосками вяло плыли по течению, а в лесу из водорослей притаилось в ожидании добычи что-то безглазое.
Внимание Леа приковал какой-то странный блеск. Она заморгала. Зачарованная озером, она не была уверена в том, что ее безудержная фантазия не сыграла злую шутку. Но затем под поверхностью воды обозначился светлый силуэт. Там, изнутри, что-то поднималось и теперь плыло прямо к ней чуть ниже
