слабее. Все внутри нее желало, чтобы Адам овладел ею, стал с нею одним целым. Пусть это продлится всего лишь несколько мгновений, до тех пор как иссякнут последние капли ее жертвы.
Пока она ожидала избавительного укуса, к ней пришло понимание, что, несмотря на все его великолепие, она не желает поцелуя демона. Он может бушевать, словно рождающееся солнце, одновременно уничтожая целые миры, но на самом деле ее душа жаждет иного. Она жаждет того, что скрывается за всем этим плещущим через край великолепием и соблазнительными поцелуями.
Словно в последнем протесте, рука Леа потянулась под ткань, покрывавшую бедра Адама. Когда она коснулась пламенеющей, словно в лихорадке, кожи, все внутри нее возликовало: она удержится, не отдастся в жертву демону, потому что Адам хочет, чтобы она была его спутницей. Это знание затопило ее и погасило жгучее желание отдаться.
— Любимая, — прошептал Адам хотя и нежно, но с подозрительной ноткой властности. При этом он зарылся лицом в ее волосы, чтобы тут же вынырнуть снова и провести языком по позвоночнику.
Ее словно пронизал разряд тока, заставляя хватать ртом воздух, возвращая в объятия Адама. Жуткое понимание обрело форму: несмотря на близость Адама, зов демона на миг оказался сильнее. Демон едва не увел ее… словно ребенка, протягивающего руку незнакомцу. Адам прижимался к ней всем телом, его руки блуждали по ее бедрам, а Леа ужасалась власти демона.
Адам медленно обошел ее и остановился прямо напротив. Она чувствовала его дыхание на своих щеках. Его пальцы ласкали ее ключицы, затем рука обвела контуры ее тела. Легким движением он стянул вязаный свитер с ее плеч, и девушка вздохнула. Еще секундой дольше — и она сгорела бы.
Взгляд Адама был устремлен ей в лицо. В его зеленых глазах она читала ожидание и желание. Но она была слишком потрясена, чтобы прямо ответить на его взгляд. Его прикосновения, его аромат и упоительно прекрасные контуры лица словно погрузили ее в водоворот чувств. Она медленно опустила веки. Губы приоткрылись и в следующий миг встретились с губами Адама. Они тянулись ей навстречу, зовя за собой. Тем не менее последовало короткое замешательство — всего лишь один вдох, — словно он прислушивался к себе. А потом ответил на поцелуй со страстью, которая готова была вот-вот сломить Леа. Его рука зарылась ей в волосы, он намотал их вокруг пальцев. Вторая рука обхватила ее талию; он прижал девушку к себе, словно желая слиться с ней, преодолеть последнее расстояние.
Я познал тебя, ты моя.
Поцелуй был словно вызов, приказ, повод подчиниться. Все внутри Леа полыхнуло огнем. Ее пальцы словно крючками впились в плоть Адама, и ей было не важно, во что именно. Главное, что он не уйдет. Из ее горла раздался рык, древний боевой клич. Она открыла глаза, и темнота вокруг сменилась пламенем, бушевавшим у нее внутри.
Вот он, Адам, прямо перед ней. Молчит, ждет. Лицо словно опустело.
Леа схватила его за волосы, повернула голову в сторону, перевела дух. Подождала, чтобы голос демона стал увереннее нашептывать ей указания. А затем она увидела цель: под кожей Адама пульсировала жизнь, другая жизнь. Она принадлежит Леа. Ей нужно только взять ее себе, захватить. Тот, кто хочет родиться вновь, должен быть готов к тому, чтобы разрушать.
Леа наудачу вонзила зубы в плоть Адама, и было не важно, что этим она предает его. В этот миг рухнула последняя плотина, и демон хлынул на Леа, словно приливная волна. Водоворот из фосфоресцирующей сини утянул ее в глубину, верх и низ поменялись местами. Рождался новый мир, громко крича под водой. Он растворял Леа в себе, поглощал ее, принимал в себя.
В водовороте внезапно остановилось время.
Кто тебе нужен, Леа?
Ты… Адам.
Тогда позови его.
И Леа позвала.
Ее легкие наполнились водой. Кислород распался на тысячи пузырей. Скользких, нечетких, кружащихся. Водоворот, из черных глубин которого ее пыталась схватить рука чего-то невидимого и утянуть на дно. Прикосновение жгло словно огнем, было быстрым и уверенным. Рука так крепко схватила Леа, словно хотела выжечь на коже знак. С каждым метром, на который ее уносило с поверхности, она чувствовала, что эта рука хочет слиться с ней воедино. Она не только заберет ее в свое царство, она превратит Леа в собственность.
И тут Леа увидела якорь, который манил ее сильнее, чем этот пьянящий водоворот. Взгляд в зеленые глаза, сузившиеся от смеха. Воспоминание вернулось, а вместе с ним любовь и тоска о чем-то, что было живее вечности. Леа зажмурилась и снова из последних сил выкрикнула имя Адама.
И тут же, с трудом переводя дух, оказалась на берегу. Одна, наблюдая за бушующим приливом. Так она стояла и смотрела на бесконечное море, пленницей которого только что была.
Потом Леа заморгала.
А когда вновь открыла глаза, то увидела кожу Адама, окрасившуюся в фиолетовый цвет, но не порванную. Почувствовала легкое жжение в том месте, где его грубая щетина касалась ее губ. Нерешительно отстранилась от него, посмотрела на его закрытые веки, прядь волос, прилипшую к виску. Она ослабила хватку и отстранилась от него настолько, насколько вообще позволяли его крепкие объятия.
— Адам, — произнесла Леа, словно впервые вымолвив его имя.
Больше ничего она сказать не успела, потому что его губы тут же накрыли ее рот. Разжалась рука, сжимавшая талию. Пальцы Адама пробрались под одежду, погладили ее живот. В следующее мгновение его губы отстранились. Прежде чем Леа успела запротестовать, губы скользнули вниз, к пупку, а сам он медленно опустился на колени. С трудом переводя дух, она смотрела на его шевелюру, и с запозданием поняла, что дразнящий язык на ее коже был всего лишь отвлекающим маневром — чтобы руки успели стянуть джинсы с ее бедер. В следующий миг кончик языка продолжил путь.
— Адам!
В ответ раздался только довольный смех. Он был очень кратким, а потом Адам занялся совершенно другими вещами. Леа замерла, словно парализованная, а тем временем только что пережитое становилось всего лишь прошлым. Здесь был Адам, ее Адам, и в данный миг он, вне всякого сомнения, плевать хотел на всех алчущих власти демонов. Вместо этого он чувствовал себя таким свободным и самоопределившимся, как никогда.
Адам все еще не собирался выныривать из ее глубин, она еще на миг отдалась его искусству соблазнения, прежде чем опуститься к нему. Адам вызывающе глядел на нее. При этом на губах его играла улыбка… Та самая улыбка, каждый раз сводившая Леа с ума.
— Ты еще помнишь, что говорила тогда о познании? — спросил он. — Я имею в виду, о том, что это слово на самом деле значит… Разве сейчас не самый подходящий миг для того, чтобы начать это?
Выражение его лица понравилось ей: соблазнительное, дерзкое, может быть, даже слишком самоуверенное. Такое подходящее к веснушкам, которые Леа, несмотря на темноту, видела на его щеках и кончике носа.
— Раздевайся, — строго сказала она, постучав пальцем по его груди. — Немедленно.
И Адам повиновался.
28
В лабиринте
Майбергу совершенно не нравилось слышать эхо собственного дыхания у себя в ушах. Он нервно прислушался еще внимательнее.
Шум воды, слишком громкий.
Тихое потрескивание.
Его чертово собственное хриплое дыхание.
Но вот… тихий смех.
Он не ошибся. Вообще-то нужно бежать звать Коллекционера. Но смех прозвучал довольно, весело.
