Рубаи. Полное собрание

— головная боль и хандра. Аристотель явно поставил бы его на совершенно другую полку «видов», чем прежде!.. Вот и просит у саки поэт, изъясняясь навязшими на зубах терминами: разобраться, на какой он сейчас полке классификации, найти его и избавить от ошибочной классификации, вернуть на место — с помощью вина, разумеется.

733. По критерию: вес = 691, 8-е место.

734. По критерию: вес = 590, 34-е место.

736. См. № 791.

740. См. № 1192.

744. По критерию: вес = 541, 51-е место.

761. Если не «прежние секты», значит, «новая секта». В этом можно видеть косвенное подтверждение того, что Хайям действительно имел учеников, которым преподавал нетрадиционную морально-этическую концепцию, возведенную им здесь (в шутку или для маскировки) в ранг нового религиозного течения.

766. Бюльбюль — соловей. Именно так, на этих же звукоподражательных рифмах, построено четверостишие в оригинале.

772. В этом техническом этюде, нанизывая однокорневые слова, автор явно переиграл.

776. Стихотворение, вызвавшее не только у всех поэтов-переводчиков, но и даже у авторов подстрочника в Издании 1959 г. дружное недоумение:

Те, кто кладут в основу благочестия лицемерие,
Приходят и ставят преграду между телом и душой.
А я после этого поставлю на голову /свою/ кувшин с вином,
Если даже мне распилят голову, как петуху.

Сравнение — обычно с чем-то знакомым. Но что здесь за распиливание головы петуху? Какой-то ныне забытый варварский ритуал?.. Но ведь ее и распилить-то, наверное, невозможно.

Там же в комментарии уточняется, что буквально — так: «Если мне, как петуху, приставят к темени пилу». Этот текст показался темным, и его «адаптировали».

В. Державин правильно догадался, что эта «пила» не что иное, как петушиный гребень, но жутковатый отблеск подстрочного перевода проник и в его стихотворную версию: «Хоть, как петуху, мне темя гребнем окровавят».

Л. Некора, издавший свой перевод Бодлеанской рукописи в 1935 г., также споткнулся на этом месте:

Вину с душой не слиться? Да будь все это так,
Давно б всадил в свой череп я гребень, как петух.

Итак, даже правильная замена «пилы» естественным для петуха «гребнем» не дала ответа: зачем нужно всаживать в свой череп гребень? Или кто-то иной мне его «приставит» — это что, наказание? Л. Некора в своем переводе даже кувшин отбросил, а в нем-то весь смысл. Красноватый кувшин на голове напоминает петушиный гребень: сам кувшин — этот «гребень» в четверостишии и есть. И потому не «приставят», а «представят» правильней было бы перевести: примут меня с таким гребнем за петуха.

А разгадка четверостишия — в содержимом кувшина: Хайям то и дело ассоциирует вино с душой.

Эти болтуны «духовидцы» не «ставят преграду между телом и душой» (тоже неверно переведено), а «устанавливают различие», т. е. берутся всегда определить, где тело, где душа. Вот Хайям и разоблачает их дутую славу с помощью забавного эксперимента-загадки: «Что видите?» Им бы на кувшин указать: «Душа!», а они, желая унизить загадчика, попадают впросак: «С гребнем?.. Петух!»

778. По критерию: вес = 541, 52-е место.

780. В существующих переводах обычно: «я разбил кувшин». Неверно. В оригинале: «я ударил». Черепки разбитых кувшинов или чаш у Хайяма никогда не говорят.

По критерию: вес = 466, 97-е место.

782. См. № 131, 499, 569, 845.

791. Четверостишие исключительно богато озвучено семикратным повторением корня ДАМ, означающего то «миг», то «вздох». См. также № 736.

793. Любой день, в котором мы живем, называется «сегодня», поэтому во «вчера» нам быть не приводилось, достичь «завтра» не удастся (именно про «завтра» и «вчера» речь в последних строках). Этот софизм Хайям часто использует в поэтических целях, советуя ушедшие во вчера невзгоды считать как бы и не бывшими, но зато и к надеждам на завтра относиться с таким же сомнением, как и к возможности пожить в «завтра».

796. Шах упомянут здесь не случайно. «Основными компонентами празднеств при средневековых дворах были музыка, стихи и вино… Вино занимало большое место в жизненном укладе. Несмотря на религиозный запрет, вино постоянно упоминается в средневековых сочинениях при описании жизни дворов» (Ворожейкина З. Н. Литературная служба при средневековых иранских дворах: Очерки истории культуры средневекового Ирана. М.: Наука, 1984. С. 158).

798. См. № 421, 813.

800. По критерию: вес = 773, 5-е место.

807. Следуя «питейной» традиции в толковании стихов Хайяма, в этом «намертво забыть» все поэты-переводчики видят «упившегося до беспамятства». Между тем автор говорит о тупице, блаженном в своем невежестве, а про вино не упоминает.

812. Здесь Ирак — западные и центральные провинции средневекового Ирана.

813. См. № 241, 421, 798.

817. По критерию: вес = 677, 11-е место.

819. По критерию: вес = 585, 35-е место. См. № 577. 831. Завершение этого четверостишия дословно таково:

Сказал я: «Неужели разрушу эту тюрьму,
Нога моя из стремени шариата на камни встанет?»

Хайям мечтает, как досадные путы, стряхнуть с ног «стремя шариата» и «разрушить тюрьму» рока, преобразовать, облагородить земное существование. Едва ли правомерно понимать «разрушение тюрьмы» в смысле «освобождения от тела», как получается в единственном известном переводе С. Кашеварова (сомнительно понявшего и последнюю строку):

Сердце, как в клетке, сжимается подчас.
Дух свой из плена бы позорного я спас,
Тело-темницу уничтожив, но увы! —