«Уважаемый Семен Аркадьевич, дамы и господа, товарищи! Благодарю вас за оказанную мне честь. Я вижу свою роль в данном проекте в качестве переговорщика с жителями комплекса на этапе захвата власти, а впоследствии готов выполнять любые обязанности, которые вы сочтете возможным на меня возложить».
Теперь надо перевести. Гена попробовал воспользоваться автоматическим переводом в «Промпте», но безуспешно. Нужно было переводить вручную. Сволочников начал: «Хозяин, соподельники, кореша! Я о…еваю от…» Дальше дело не пошло. Гена заткнулся на слове «честь», не в состоянии найти эквивалента. Отчего-то стало душно. Гена встал и открыл окно. Дождь все не прекращался. Пробки на дорогах — тоже. Вереницы машин стояли вдоль проспекта и подмигивали друг другу габаритными огнями. В проезд между стройкой и заповедником задом протискивалась огромная фура. «Сюр какой-то. Я о…еваю…» Ладно, решил Гена. Может, говорить ничего и не придется. Надо только запомнить позитивный ответ на любое предложение, а именно «за…ись!» Он был готов, как пионер, к труду и обороне!
13 апреля, 23 час. 45 мин
Семен Забористый
Сеня Аполлонский целый час преодолевал путь длиной в десять минут без пробок. От нетерпения его уже колбасило не по-детски. Он обзвонил всех, кого можно, поиграл на планшетнике в игру «Ганстер Рио», сжевал все жвачки, выпил все пиво из автомобильного холодильника и теперь приходил в состояние ярости. Слыша, что седок учащенно выражается по поводу заторов на дороге, водитель Петя натянул на голову строительную каску, лежащую рядом, и застегнул ремешок под подбородком. Даже раньше, когда у Аполлонского еще не отобрали «мигалку», он в приливе ярости мог стукнуть кулаком по затылку водилы. А теперь это случалось все чаще и чаще. Кулаки же у Аполлонского были немаленькие.
— Считайте — добрались! — успокаивающим тоном сказал Петро, заворачивая вниз к «Куполам».
«Тьфу ты, сглазил, — ругнулся он про себя, рассмотрев за поворотом большую фуру, пытавшуюся развернуться поперек неширокого проезда. — Щас начнется», — и он опасливо втянул шею в плечи. Но удара не последовало. Он спиной почувствовал открывающуюся заднюю дверь.
Аполлонский шагнул из машины прямо под дождь и, не оглядываясь, двинулся вниз. Охранник из задней машины выскочил, раскрыл зонт и кинулся за объектом, чтобы прикрыть от дождя вихрастую голову хозяина. Сеня даже не обернулся. Он двигался в свете фонарей, пытаясь что-то рассмотреть по сторонам от тротуара. Остановился у подмытого вешними водами водосборного колодца, поковырял носком ботинка выбившуюся шашку брусчатки, провел рукой по треснувшему стеклу будки дежурного. Вместо того чтобы направиться прямо в «Купол’ок», Семен зашел в жилой подъезд, спустился на лифте в паркинг и стал бродить по нему, заглядывая в разные неприметные закоулки.
Дверь в насосную была открыта. Оттуда раздавался надсадный, усталый гул мотора. Из-за угла появились две женщины в униформах уборщиц, оторопели, увидев его, и попятились назад. Сеня ринулся за ними. «Неужели эти п…расы поселили обслугу в аварийном резервуаре?» Да, так оно и есть. В резервуар вела деревянная, плохо сколоченная лесенка, а внизу, разделенные хлипкими перегородками в человеческий рост, копошились люди. Кто-то ел, кто-то укладывался спать, а кто-то, наоборот, силился оторвать себя от постели, чтобы идти на ночное дежурство.
Аполлонский развернулся на сто восемьдесят градусов и почти бегом бросился обратно. Он пересек паркинг, поднялся в атриумный этаж, миновал покинутые арендаторами пустые офисы и ворвался в помещение кафе. Весь хурал уже был в сборе и в ожидании. Иванько, Подлипецкий, Загребчук, Лиммер и Сволочников. Не хватало только Сачкова. Да, Аполлонского ждали, но такого стремительного появления никто не предвидел.
— Ты, Ебанько, — в глухой ярости процедил Сеня. — Ты до чего «Купола» довел?
— Семен Аркадьич, — опешил Иванько, — я прошу вас соблюдать политкорректность…
— Политкорректность я буду соблюдать в присутствии геев и негров. Негров здесь нет. Прошу геев обозначить себя. Нет? Хорошо. Значит, я повторяю вопрос. Ебанько, ты до чего «Купола» довел?
— Все согласно вашего задания — о…ячить ТСЖ. О…ячивал изо всех сил.
— А ты разницу между товариществом собственников и жилым комплексом понимаешь, п…юк? Я тебя просил о…ячить форму управления, а не мое творение, моего первенца! Я сюда десять лет назад все яйца сложил, все — в одну корзину!
Иванько почувствовал, что сейчас Аполлонскому лучше не возражать. Пусть проорется. Он поднялся с кресла, вытянул руки по швам и склонил голову, изображая полное раскаяние. Повинную голову меч не сечет. Аполлонский кинул в кресло свое могутное тело, задрал ноги на мохнатый пуфик, стоящий рядом, и заглянул в лицо Иванько снизу вверх.
— Ну что, голубой воришка Альхен, — произнес он, обнаруживая недюжинные знания русской классики первой половины двадцатого века, — ты не понимаешь разницы между «о…ячить» и «с…дить»?
Боря молча сглатывал слюну.
— Понимаешь, — ответил сам себе Сеня. — Все ты отлично понимаешь. А ты знаешь, что происходит с теми, кто пытается у меня на…дить? Вот Сачков может поделиться с вами личным опытом. А где он?
— Не знаю, — не поднимая головы, произнес Иванько. — Я звонил ему, предупреждал.
— В памперсы наложил, долбо…! А ведь петухом ходил поначалу, гордо задрав гребешок.
Сеня пристукнул задником ботинка по пуфику.
— Мама Лиммер, поясните нашему хуралу, куда вы с Ебанько поп…дили мои деньги?
— Вы какие деньги имеете в виду? — осторожно спросила Надежда Федоровна.
— А те тридцать лимонов, что мне пришлось перечислить ТСЖ за строительные недоделки.
— Ну так мы же в прошлом году вам двенадцать вернули и в этом еще шесть.
— Мама Лиммер, вы меня огорчаете. Я думал, вы таки умеете считать. Вам же здесь всю бухгалтерию доверяли. Шесть плюс двенадцать — сколько будет?
— Восемнадцать.
— А еще двенадцать где?
— На ремонт пошли: тротуар там подштопали, плитку отколовшуюся поменяли.
— Видел я, как вы поменяли, — Сеня в сердцах пнул пуфик. — На пять копеек вы поменяли, а двенадцать лимонов сп…или. Где бухгалтерские книги?
— У сына моего, у Миши.
— А Миша где?
— В дороге, Семен Аркадьич. Как Борис нам позвонил, я тут же маме в Брянск отбила: «Миша, выезжай срочно. Захвати трюфеля».
— Почему трюфеля?
— Потому что бухгалтерские книги — они как трюфеля, чтобы там приписки обнаружить, особый нюх нужен.
— Ладно, ждем Мишу. Занюхаем трюфелей. Следующий вопрос: в чью по…нутую голову пришла идея поселить обслугу в аварийный канализационный резервуар?
Иванько мотнул головой в сторону Загребчука.
— Ну, Леня, знал я, что ты х…ло, но не думал, что падешь настолько ниже уровня городской канализации. Ты помнишь, где у нас городская канализация? Она на тридцать метров выше нашего насоса, который того и гляди богу душу отдаст. И куда тогда дерьмо хлынет? А в резервуар и хлынет. Ты, может, мечтаешь о роли спасателя?
— Так, Семен Аркадьич, — осмелился напомнить Загребчук, — мы ж уже три месяца не при делах. Если хлынет — это теперь ответственность нового председателя. Нам-то даже хорошо, если теперь хлынет.
— Только там люди обитают, а не мусора. Мусоров вроде тебя не жалко бы было. Да ты бы все равно не потонул — такие не тонут.
Леня обиженно засопел.
