На это я не должна была ему отвечать. Мы знали оба, что в таком случае я была бы с ним рядом. Во всех отношениях. Но в его просьбе я ему отказала.
Ему бы это не помогло, если бы я начала сейчас заниматься самобичеванием. Я могла себя только спросить, почему он вообще меня об этом просил, когда ему было известно, как я относилась к Йонасу. И он не только меня спросил, но еще и Лучию, когда уговаривал ее приехать. Человека, который мог трезво мыслить, бывшую сиделку. «Что-то происходит в доме. Я не знаю больше, что и думать, мама». Какое ужасное подозрение его мучило, если он хотел приставить к Йонасу шпиона? Именно так ведь это и было.
В конце концов, все было именно так, как я обрисовала это Лучии. Если бы речь шла только о том, чтобы разгрузить Изабель, Роберт не спросил бы меня, спала ли я с Йонасом. И он не спросил бы меня об этом, чтобы узнать, чем обосновано напряжение между мною и Йонасом. Он никогда не был таким нескромным. Он спросил меня только по одной единственной причине, тут я была совершенно уверена. Ему нужно было выяснить, могло ли случиться, чтобы Изабель спала со своим собственным братом.
В тот момент, когда я это поняла, у меня перехватило дыхание. Хорст Фехнер был два месяца мертв, а приезд Йонаса предотвратил, чтобы Изабель могла приискать себе замену. Но она не осталась в накладе и со своим братом. Возможно уже с первой ночи. Почему, тогда, они заперли комнату? Теперь мне стало понятно, почему он меня спровадил. С Изабель, естественно, я не могла соперничать.
Это была бы тема для четверга, подумала я мимоходом, просто находка для Пиля. В конце он бы мне объяснил, что я свои тайные страсти и желания проецирую на других. Наплевать мне на Пиля!
В какой-то момент пришла Лучия в зимний сад, увидела меня, сидящей в углу и реагировала удивленно, возможно даже недоверчиво. «Ты здесь, а я тебя уже везде искала. Ты прячешься, как будто у тебя совесть нечиста, Миа».
Потом она спросила про мою машину, сразу же выяснила, что она была не в мастерской для ремонта, а оттранспортирована полицией. Она еще не села, стояла передо мной, как изваяние.
«Не беспокойся об этом, — сказала я. — Полиция хочет только установить, был ли мой автомобиль умышленно поврежден. Возможно, кто-то хотел предотвратить, чтобы я могла последовать за Робертом той ночью».
Это не было притянуто за волосы, напротив, очень даже правдоподобно. Мне не должна была даже сама идея прийти в голову, последовать за Робертом! Чтобы моим автомобилем можно было воспользоваться для убийства! Чтобы оставить фальшивый след, след масла!
Наверное, я действительно должна была начать писать тогда, по крайней мере, рисовать, у меня это всегда хорошо получалось. Я могла бы на этом тоже сделать себе имя, построить карьеру, заслужить признание, не только у моего отца, а у всего мира. Может быть, я справилась бы с этим когда-нибудь — придать своей жизни иной смысл, нежели стоять на страже благополучия Роберта. И Роберт нашел бы когда-нибудь другую женщину. Какую-нибудь, которая была бы возможно, немного поверхностная, возможно, немного корыстная, возможно, немного расчетливая, но не холодная, как лед, не беззастенчивая и не готовая к убийству.
Лучия все еще стояла передо мной. «Кто, Миа? Ты же знаешь это».
«Я думала, что знаю. Но мужчина, которого я подозревала, мертв. Я узнала это только сегодня утром, от полиции. Теперь полиция не знает, что дальше. И я тоже не знаю».
Наконец Лучия прошла эти два шага до кресла напротив меня, медленно опустилась в него и провела рукой по лицу. Прерывисто вздохнув, она посмотрела на меня.
«Все это так ужасно. Я не могу этого постичь. Роберт ведь был так счастлив вначале. Как он восторгался Изой, когда звонил мне в первые недели. И Миа, ты бы их видела, когда они были у меня. Они были идеальной парой, оба такие красивые. Марлиз была по сравнению, она простит мне то, что я сейчас говорю…».
Лучия перекрестилась и продолжала: «…Клушей. Я думала, наконец, нашел мой Роберто подходящую женщину. Я устроила небольшой праздник в их честь. Иза была сверкающим центром внимания, по-другому не скажешь. Ты бы видела мужчин и их взгляды. Она смеялась, и танцевала, и шутила с ними, но ее глаза были устремлены только на Роберта. Ты все это разрушила, Миа? Если это была не ты, то я не понимаю, почему все так случилось. Миа, ты должна сказать мне все, что знаешь».
Но многого я не знала, что и сказала ей. Я рассказала ей об измене Изабель, об одном мертвом любовнике, о подозрении Роберта. Лучия слушала с каменным лицом. Я спросила ее, когда Роберт рассказал ей о беременности Изабель. Только две недели назад, он ей позвонил сразу, как узнал об этом. И уже во время этого разговора он был очень подавлен. Это меня уже не удивляло.
Если бы только он открыто поговорил со мной. Если бы он только не пытался меня щадить. Тогда я смогла бы предотвратить его смерть. Я бы не колебалась ни секунды, выставить на улицу двух бешеных собак. Да что там, я бы их пристрелила, потому что две бешеные собаки не заслуживают лучшего. Для Роберта я бы сделала это.
Во вторник выдали для похорон его тело. Я позвонила Олафу, и он обещал уладить необходимые формальности. Я чувствовала себя не в состоянии этим заняться. А после короткого разговора с Олафом, я почувствовала себя еще несчастнее.
Разбраненная и посрамленная, насквозь видимая и распознанная. Мне так хотелось ему рассказать, что теперь, наконец, я знала, что мучило Роберта в последние недели и за что он расплатился жизнью. Но я знала, что Олаф не слушал меня больше. И если Лучия меня еще слушала, но поверить — она мне не поверила. Она дала мне это ясно почувствовать.
Обратить внимание Волберта на Йонаса я пока даже и не пыталась. Он пришел после полудня в сопровождении молочного парня. Его эксперты хорошо потрудились по всей линии. Компьютер Роберта подтвердил то, что я утверждала с первой минуты, что не было никакого мотива в деловой сфере. Пленка автоответчика была тщательно проанализирована и разобрана на составные части. Отдельно шумы, и отдельно мужской голос.
Волберт потребовал, чтобы я обе части еще раз раздельно прослушала, и не только я, но также Изабель и Йонаса попросили уделить внимание. Но он не зашел настолько далеко, и не настаивал, чтобы я сопровождала его наверх. Мне разрешено было насладиться голосом Сержа в кабинете Роберта.
По качеству он ничего не выиграл от разделения пленки, и показался мне еще более незнакомым, каким-то искаженным или измененным. Волберт дважды прокрутил мне короткий кусок и потом сдался от моего качания головой.
И тогда он заговорил о моей машине. Крошечная дырочка в масляном фильтре. При работающем моторе, масло буквально выдавливалось наружу. Его эксперты рассчитали, с какой скоростью и как далеко я могла бы уехать на двух литрах моторного масла. Этого вполне хватало до стоянки и обратно.
Он спрашивал себя только, откуда в фильтре появилась дырка. Ни об износе, ни о том, что в мастерских напортачили, речь идти не могла. Это было сделано при помощи острого инструмента, возможно, маленького гвоздя, и с применением силы.
Волберт рассматривал мою руку. Впервые за последние дни я чувствовала что-то, вроде маленького триумфа. Разве я не объясняла Лучии то же самое? Это не было игрой воображения, это были голые факты.
И тогда Волберт объяснил, что в понедельник Роберт был в мастерских в то время, когда они проводили инспекцию автомобиля. Он разговаривал с мастером и упрашивал его вывести машину из строя. Не просто упрашивал. Он предложил мастеру пять тысяч марок, чтобы он что-нибудь придумал, что бы не насторожило меня. Но тот не согласился. Так что Волберт предполагал, что Роберт сам прибегнул к гвоздю.
Я видела тут одно противоречие. Роберт все же сам вызвался, мою машину… Волберт не видел никакого. Естественно Роберт приобрел машинное масло. Но где было написано, что он собирался его еще и залить? Почему он отговорил меня вызвать транспортировочный автомобиль? Он знал, что для мотора без масла эта поездка была бы последней, и он собирался этим воспользоваться.
Во мне что-то отключилось еще до того, как Волберт мне объяснил, что это Роберт был тем, кто хотел запереть меня дома. Тело моего брата было выдано для погребения. Я не могла сердиться на тело моего
