внутренние греческие дела.
После объявления войны члены союза одобрили присутствие македонских гарнизонов в Фивах, Халкиде, Амбракии и Коринфе, а Филипп начал сбор войск по всей Греции. Весной 336 г. авангард, насчитывавший не менее 10 тысяч бойцов, под командой Пармениона и Аттала и при поддержке флота пересек Геллеспонт. Главная часть армии под командованием Филиппа должна была прибыть осенью. Ментор, вице-царь Малой Азии, умер, а его брат Мемнон унаследовал от него лишь военную власть. В Сузах командир дворцовой стражи Багоас в 338 г. отравил Артаксеркса Оха, в 336 г. его сына Арсеса, но и сам был отравлен Дарием Кодоманном (ок. мая 336 г.). Армию вторжения приветствовали Кизик и другие греческие города, восставшие против персов. Эфесяне установили статую Филиппа в храме Артемиды, а Пиксодар, сатрап Карии, предложил свою дочь Арридею в жены сыну Филиппа. Тем временем в Афинах сторонники и противники сотрудничества с Македонией осыпали друг друга обвинениями. Что касается внутренних дел, Ликург пытался восстановить финансы государства. В 337 г. Демосфен был избран верховным распорядителем Праздничного фонда, в котором снова скапливались избыточные поступления, и добился от народного собрания одобрения восстановительных работ по укреплению Пирея. В начале 336 г. предложение Ктесифона даровать Демосфену золотой венец на Дионисиях было отвергнуто Эсхином как незаконное, и народное собрание воздало почести македонскому полководцу Алкимаху. Когда Филипп потребовал для кампании против Персии конное войско и триремы, Фокион убедил народное собрание выслать их незамедлительно. При получении сообщения, что в июле 336 г. дочь Филиппа Клеопатра выйдет замуж за Александра Молосского, афиняне послали Филиппу золотую корону и выразили свою готовность выдать ему всякого, кто, замыслив покушение на его жизнь, нашел бы прибежище в городе. Таким образом, демократия продолжала колебаться между оппозицией и сотрудничеством.
Полигамия, вероятно, была традицией у македонских монархов. Аминт, отец Филиппа, имел не менее шести сыновей от двух браков и тем самым гарантировал передачу престола в рамках царской семьи. У Филиппа было шесть жен, но лишь двое сыновей – первенец от Олимпиады Александр и сын Филинны Арридей, больной эпилепсией. Олимпиада, гречанка из царского рода, называлась царицей, и Александр считался наследником престола. Если бы Филипп и Александр погибли в грядущей азиатской кампании, то ни Арридей, ни Аминт, сын Пердикки, при котором Филипп первоначально был регентом, не заслуживали престола. Вероятно, в надежде иметь еще одного сына Филипп в 337 г. женился на Клеопатре, племяннице знатного македонянина Аттала. Этот брак, однако, привел к отчуждению Олимпиады и Александра, которые покинули двор, но были возвращены к нему Филиппом в 336 г.; дочь Олимпиады Клеопатру выдавали замуж за Александра Молосского именно в знак примирения. Во время свадебных торжеств Филипп появился в театре в Эгах без телохранителей и был убит знатным юношей Павсанием, которым двигала личная вражда, а не какие-либо политические мотивы. Тело 45-летнего царя было погребено в гробнице македонских царей, а его сына Александра народ провозгласил царем Македонии.
Военные и дипломатические достижения Филиппа были очевидны его современникам. На их глазах слабое Македонское царство достигло такого могущества, какого еще никогда не знало ни одно европейское государство. Исократ полагал, что по сравнению с таким деянием покорение Персии будет менее трудной задачей. Историк Теопомп, при своей жизни увидевший завоевание Персии, писал, что никогда еще в Европе не рождался такой человек, как Филипп, сын Аминта, и что вся Европа оказалась бы под его властью, если бы он продолжал соблюдать принципы своей политики. Те, кому не нравилось, как Филипп обошелся с Грецией, не отрицали его успехов на Балканах, где он создал оплот против кочевых народов Северной Европы, остававшийся несокрушимым в течение нескольких столетий. Филипп стал творцом великого Македонского государства. Не разрушая его институтов и не исчерпав людских резервов, а, напротив, укрепив и расширив те и другие, Филипп увеличил пределы своих владений от Адриатического до Черного моря и от Дуная до границ Лаконии. Несмотря на скорость, с какой росла македонская нация, она сохранила достаточную силу, чтобы выдержать напряжение кампаний Александра в Азии и остаться главным бастионом на Балканах.
Армией Македонии был вооруженный народ, преданный своему царю и черпающий силу в созданном им экономическом процветании. В первые годы своего правления Филипп широко использовал наемные войска, но под конец у него в армии остались лишь наемники-специалисты. Гетайры, из которых состояли его штаб и тяжелая конница, отличались непревзойденной боеспособностью и доблестью. Эскадроны, сформированные по территориальному признаку, соперничали друг с другом в преданности родным областям, а отдельных бойцов за отличную службу зачисляли в члены штаба или царской гвардии (agema). Пезетайры, или тяжелая пехота, были организованы аналогичным образом; царские батальоны – гипасписты – составляли элитный корпус. Вспомогательные отряды легких пехотинцев, пехоты, сражающейся во взаимодействии с конницей, пелтастов, метателей дротиков, пращников, инженеров, саперов, интендантов и топографов были специалистами по ведению горной войны в Балканах и осадам хорошо укрепленных городов. Филипп возглавлял тот отряд, на который возлагалась самая тяжелая задача. Он был ранен при организации осады Метоны и когда командовал конницей гетайров в Иллирии, возглавлял пехоту под Херонеей и в войне с Бардилисом. Армия, доставшаяся Александру, была закалена превратностями войны и проявила себя почти непобедимой в боях против иллирийской пехоты, греческих гоплитов и скифской конницы.
По некоторым сведениям, Филипп больше гордился своими дипломатическими, чем военными победами. Он не чурался двуличности и подкупов, как и его современники, причем пользовался этими методами более успешно. На войне он мог проявить жестокость, казнив наемников Ономарха или уничтожив Олинф, точно так же, как Фивы и Афины поступили с Орхоменом и Сестом, но к Фокиде и Амфиссе он проявил гораздо больше гуманности, а с Афинами обошелся очень великодушно. О его уровне как государственного деятеля можно судить не только по организации его царства, но и по отношениям с соседними народами, как греками, так и варварами. Хотя земли между озером Лихнид и рекой Нест были включены в состав Македонии, иллирийские и фракийские племена Филипп оставил под властью вассальных царей и развивал их страны, основав в них колонии. В Эпире он укрепил Молоссийское царство и расширил его границы, но союз с молоссянами держался лишь на брачных связях. Фессалия, цивилизация которой находилась на одном уровне с македонской, была связана с державой Филиппа равноправным союзом: Фессалия не только избрала Филиппа архонтом своей лиги, но и стала, в отличие от Македонии, членом Греческой лиги. Во всех этих странах Филипп покровительствовал развитию городов, но не полисам. Отношения с Грецией он строил по-другому. Человек, который столь терпеливо пытался добиться сотрудничества с Афинами и запретил своей коннице преследовать бегущих под Херонеей, не собирался, как утверждали его враги, разрушать греческие полисы: он намеревался умиротворить их и заручиться содействием в войне с Персией. Возможно, он пытался достичь невозможного. Однако устав федеративного союза свидетельствует о глубоком понимании причин анархии в греческих государствах, а Филипп в зените своей карьеры отличался большим благоразумием и, вероятно, большим вниманием к Греции, чем Александр в юности.
Вся эта система держалась на одном человеке, который выступал в нескольких четко различающихся ипостасях: царь Македонии, повелитель вассальных царств на Балканах, архонт Фессалийской лиги, гиеромнемон Совета амфиктионии, гегемон Греческой лиги во время войны. Поэтому личность Филиппа и цели, поставленные им, представляют величайший интерес для историка. В некоторых отношениях они представляются загадочными. Демосфен, Эсхин, Теопомп и Исократ расходились в их оценке. Каждый из них судил о Филиппе в первую очередь так, как грек судит о греке. Демосфен считал, что Филипп, как и Эпаминонд Фиванский, угрожал афинским амбициям, а Исократ видел в нем вождя общегреческого похода против Персии, наподобие Дионисия или Архидама. Филипп, разумеется, был не просто способным варваром из Пеллы. При его дворе были приняты греческие манеры. Он принес эллинизацию в Балканские страны и поступил бы так же в Азии, если бы остался жив и покорил Персию. Его план по замирению греческих государств и привлечению их избыточного населения в Азии учитывал не только македонские, но и греческие интересы. Считается, что Филипп интересовался греческой философией; он нанял Аристотеля в учителя Александру и восхищался «аттическим изяществом» Афин. Если судить о нем как о греке IV столетия, он, безусловно, был просвещенным завоевателем других государств, но, возможно, о нем следует судить скорее в контексте македонской монархии[68].
Македонские цари имели много общего с микенскими царями, изображенными в «Илиаде». Они тоже вели родословную от Зевса, так как Филипп считал себя потомком Геракла, сына Зевса. На своих ранних монетах он чеканил голову Геракла, назвал первый основанный им город Гераклеей и установил статую Геракла в устье Дуная. Он поклонялся Зевсу Дионскому, преподнес богатые дары Зевсу Олимпийскому,
