Джек Абсолют

Никого. Там никого не было. Нэнси, перед тем как уйти и предаться удовольствиям, выполнила свою работу: приготовленная ко сну кровать дожидалась хозяйки, за каминной решеткой горел крохотный огонек. Но в самой комнате не имелось никаких признаков больной старушки.

Времени гадать, что бы это значило, у Джека не было. Прикрыв за собой дверь, он принялся за обыск. Сокровище, которому доверяют столь интимные мысли, не могло не быть спрятано, поэтому он почти две минуты рылся в укромнейших уголках, пока не обнаружил дневник там, где ему и пристало находиться, — на письменном столе, рядом со стопкой промокательной бумаги, между чернильницей и подставкой для металлического пера.

Выглядел этот дневник несколько необычно, ибо имел мягкую на ощупь пухлую обложку, словно между картонным переплетом и обтягивавшей его зеленой тканью было что-то вложено. Золоченая застежка закрывалась на крохотный замочек, ключика в котором хозяйка не оставила.

Джек повертел тетрадь, не решаясь сломать застежку. Теперь, когда дневник оказался у него руках, страстный порыв Джека угас. Что, в конце концов, может содержать маленькая тетрадка? Свидетельство того, что чувства, которые Луиза испытывала к нему, растаяли и место Джека в ее сердце занял другой? А может, что никаких чувств и вовсе не было и все случившееся между ними являлось не более чем заурядным флиртом?

С последней мыслью к нему вернулся гнев, а с гневом — решимость. Замок не оказал ни малейшего сопротивления.

Почерк Луизы был твердым, слова ложились на плотную кремовую бумагу с легким наклоном, некоторые буквы выписывались с завитушками. Бумага — дорогая, самого высокого качества, однако Луиза ее не экономила, оставляя между строк большие пробелы, такие, что между ними вполне поместилась бы еще одна строка.

От внешнего вида дневника Джек обратился к содержанию. Записи велись не каждый день, но когда делались, то весьма скрупулезно. Начало относилось ко времени их прибытия в Квебек и первого расставания, когда он находился в отряде Сент-Легера, а Луиза сопутствовала Бургойну в его походе.

Внимание Джека привлекла запись, следовавшая за подробным описанием местности, по которой они двигались, выступив на юг из Тикондероги.

«Странно: хотя я знаю, что такого быть не должно, мои мысли все время возвращаются к этому человеку. Каким образом ему удалось столь быстро занять в моем сердце такое место? Ныне он находится далеко, подвергаясь всяческим опасностям. Пусть небеса благополучно избавят его от бед и снова приведут ко мне».

Насколько давно знакома Луиза с Андре? Она называла его старым другом. Вполне возможно, что они познакомились в Нью-Йорке, еще до ее отъезда в Англию. Скорее всего, так оно и было, ибо со времени ее возвращения майор находился при штабе генерала Хоу. Однако будь Луиза верна старой любви к Андре, на борту корабля она едва ли повела бы себя по отношению к Джеку столь... поощрительно.

Он полистал дальше и наткнулся на страницу, где почерк не был таким аккуратным, да и тон тоже.

'Я почти не вижу эту страницу из-за слез. Пришло известие. Он умер, умер, у... '

Последнее слово было зачеркнуто, а следующая запись представляла собой детальное описание званого обеда — с подробнейшими сведениями о каждом подававшемся к столу блюде. Но это «умер, умер, у...»! Может быть, она получила ошибочное известие о гибели Андре? Или же речь шла еще об одном возлюбленном, имя которого ему только предстояло обнаружить?

Новая мысль заставила Джека остановиться. До сих пор неразумная страсть заставляла его видеть все лишь с одной стороны, тогда как опыт учил подходить к любому вопросу всесторонне, учитывая все возможности. А что, если ревность ввергла его в заблуждение и он вкладывает в прочитанное ложный смысл? Такая возможность оставалась до тех пор, пока в тексте не будет напрямую упомянуто имя его счастливого соперника.

Он торопливо листал страницы, выискивая нужную дату.

Осада форта Сэндвикс была снята 23 августа. В тот же день Джек был искусан змеей, спасен Мак- Тавишем и захвачен Арнольдом. По прошествии двух недель он вернулся к Бургойну. Это случилось вечером 19 сентября...

«19 сентября 1777 года. Он вернулся. Он не погиб. Мой Джек».

Джек уставился на свое имя, боясь поверить собственным глазам. Как он посмел пробраться тайком в комнату любимой им и любящей — во всяком случае, любившей его — женщины! Как он решился осквернить эту любовь, позволив себе без спросу заглянуть в столь интимный дневник! Может ли быть прощение подобной низости?

Но тут перед его мысленным взором вновь предстала грязная занавеска, задвигавшаяся за окном низкопробной гостиницы.

Не удержавшись, он снова принялся быстро листать страницы. К их лесному путешествию относилась лишь одна запись. Загадочная, короткая:

«Здесь, под деревьями, я могла бы, пожелай он... но... Я назвала его глупцом, но он не глупец. Это я глупа».

Записи из Филадельфии начались ближе к концу тетради. Скоро ей придется покупать новую. Может быть, с этого он и начнет попытку вымолить себе прощение: сначала покается в своем безрассудстве, а потом перевернет все лавки города, чтобы найти тетрадку еще толще этой?

Однако другая запись понравилась ему гораздо меньше.

«Он вернулся. Снова. Я отказалась от всякой надежды, примирилась с тем, что в моей жизни осталось лишь служение долгу. И все же он существует. Что мне теперь делать?»

Там на странице было пятно: расплывшиеся чернила.

«Здесь упала моя слеза. Я плачу, силясь найти ответ».

О каком «ответе» речь? Выходит, она любила его, искренне оплакала, когда сочла погибшим, но потом перенесла привязанность на кого-то другого? Ревность всколыхнулась в нем с новой силой.

Однако мог ли Джек винить ее? Луиза молода, а ведь идет война. И если кто-то погибает в сражении, это еще не значит, что жизнь прекращается и для остальных. Известие о смерти Джека вызвало у мисс Риардон искреннюю, неподдельную скорбь. И если она потом утешилась... Но коль скоро ее чувство и вправду было столь сильным, так не удастся ли вновь раздуть тлеющий уголек и запалить костер? Почему не попробовать, что бы там ни было у них с Андре в эту ночь!

Джек снова поднес страницу к свету, чтобы вглядеться в след упавшей слезы, и тут, как раз внутри размытого пятна, увидел нечто странное. Он повернул тетрадь, чтобы свет падал под другим углом, и неприметное изображение исчезло. Вернул в прежнее положение, и... да, оно появилось снова. В центре расплывшейся слезы угадывалась цифра '2'. Только она, едва заметная, ничего вроде бы не значащая, однако Джек не мог оторвать от нее глаз...

Цифра была написана невидимыми чернилами.

Он не мог заставить себя сосредоточиться на том, что это может означать. Наверное, своего рода игра. В конце концов, многие стремятся сохранить свои тайны как можно надежнее. Так почему бы Луизе не делать в дневнике еще и особые, секретные записи?

Так или иначе, Джеку были известны различные способы прочтения подобных записей, и он начал с самого простого: поднес тетрадь к каминной решетке. Буквы не проступили, следовательно, использовался не лимонный сок и не молоко. Тот факт, что цифра, пусть и слабо, проступила на месте падения слезы, означал, что какой-то компонент из состава слез — может быть, соль — обладает свойствами проявителя.

Припомнив собственный опыт работы с невидимыми чернилами, Джек решил, что ответ едва ли может оказаться настолько простым. Для тайнописи наверняка использовалось сложное химическое вещество. Чтобы попытаться прочесть текст, ему требовались реактивы. Только вот где раздобыть химикалии в такое время? Ходики внизу только что отзвонили час ночи, и Луиза, возможно, уже направляется домой.

Джек огляделся по сторонам. Обстановка в спальне была самая обычная. На прикроватном столике стоял пустой тазик, рядом с ним — полный воды кувшин. Из-под кровати выглядывал краешек ночного горшка, прикрытого сползшим покрывалом. Джек подумал, что на кухне можно поискать щелок или...

Его взгляд упал на ночной горшок, и мысли тотчас обратились к мочевому пузырю, а заодно к пиву и