понять, куда броситься дальше, Джек хватил его кулаком по макушке. Удар был так себе — на сокрушительный у него не хватило бы сил, — но ошарашенный итальянец непроизвольно вскинул вверх руки, и молодой англичанин, шагнув вперед, пустил в ход прием, требовавший не мощи, а точности и именовавшийся в краях, где он рос, «корнуолльским приветом», то есть он попросту боднул лбом противника в переносицу.
Этот удар несколько оглушил и самого беглеца, что же до тюремщика, то он рухнул на мостовую, не издав и стона. Быстро склонившись над ним, Джек убедился, что незадачливый страж потерял сознание и истекает кровью: судя по бульканью, он запросто мог ею захлебнуться. Осознав это, юноша повернул Лоренцо на бок. Не из человеколюбия, но скорее из опасения, что если его поймают (а это было весьма вероятно), то, вдобавок ко всему прочему, обвинят еще и в убийстве.
Отступив назад в тень, Джек оглядел улицу. Она была пуста, но из покинутого им двора внезапно донеслись крики.
— Мадонна! — истошно вопили там. — О Мадонна!
Джек выскочил из тени и побежал.
Утро застало беглеца в аркаде напротив ворот Порта дель Пополо. Прячась среди колонн, Джек наблюдал за все растущей разъяренной толпой. Только-только пробило восемь, однако известие о его побеге распространилось по городу еще до рассвета, караулы повсюду утроили, и теперь каждого покидавшего Рим человека подвергали нелицеприятной, а главное, длительной процедуре проверки. Делу не помогали даже солидные взятки. Подношения, разумеется, принимали, но бумаги все равно изучали с не меньшим тщанием, чем у прочих, так что последние скудо юноши были теперь для него бесполезны. Прежде звон золота позволял пересечь городскую черту вообще без каких-либо документов, но сегодня все обстояло иначе.
Джек со вздохом покинул свой наблюдательный пункт. Нет, из рассказов пьянчуг-якобитов он, конечно же, знал, что в городских обветшавших стенах имеются кое-где бреши, для прохода через которые не надобно никаких пропусков, но инквизиция тоже знала о них и наверняка установила там своих людей. Положение делалось аховым. Каждый миг пребывания в Риме мог стать для него роковым, а единственная дорога к спасению пролегала через Флоренцию, где находилось британское представительство, поскольку Папское государство, несмотря на нешуточное давление, все-таки не сумело склонить Тоскану к поддержке якобитского дела. Джек вдруг подумал, что не худо бы переслать туда весточку через кого-нибудь из путешествующих англичан, и отправился на площадь Испании, где таковых всегда было много. Но нынче на площади еще больше было молодчиков в одинаковых черных плащах, и юноша пересек ее, так и не решившись заговорить с земляками.
Не зная, что можно еще предпринять, он побрел куда глаза глядят и не сразу понял, что оказался на виа Колумбина, на том углу, за которым находился дом резидента Тернвилля. До него оставалось не больше ста ярдов, и Джек пошел знакомым путем, хотя увидеть условный сигнал не рассчитывал. Разве Рыжий Хью не сказал ему, что все его связи в Риме выявлены якобитами? Наверняка резидент ими взят.
— Тоже мне, великий шпион Джек Абсолют, — проворчал он себе под нос. — Так тебе и надо.
И внезапно остановился как вкопанный, уставившись вверх. Из окна — того самого — свисала полосатая простыня. Спугнув шарахнувшуюся от него кошку, Джек скользнул в ближайший дверной проем и из укрытия осторожно оглядел улицу. Ничего подозрительного юноша не увидел, но это ни о чем не говорило. Любой прохожий мог оказаться якобитским соглядатаем, а условный знак — приманкой, вывешенной, чтобы изловить его на живца. Пожалуй, если он вздумает сунуться в этот дом, чтобы отыскать там союзника, его тут же схватят.
С другой стороны… кто еще в Риме знает, что Джек Абсолют раскрыт, кроме некоторых якобитов? А для своих он уехал домой и пропал по дороге. Возможно, резидент ведать не ведает, что работает под контролем, о чем свидетельствует выброшенная в окно простыня. Не исключено, что и связь с агентами этот малый по-прежнему осуществляет через то же дупло. Если так, то Джек может вывести ротозея из заблуждения и одновременно получить помощь. Это был хотя и слабый, но шанс, что же до риска, то опасность подстерегала его в любой точке Рима.
Быстро добравшись до парка, Джек нырнул в сосновую рощу, однако не направился напрямую к дуплу, а выбрал чуть в стороне подходящее дерево, вскарабкался на него, исколов пальцы о сосновые иглы, и уже сверху углядел, что тайник не пустует. Стало быть, кто-нибудь явится за письмом.
Ждать долго не пришлось. Некий молодой человек, может быть, лишь на год-другой старше Джека, крадучись приблизился к дуплу, забрал записку и положил на ее место свою.
— Будь я проклят! — бормотал он, пробираясь под деревом, на каком прятался наблюдатель. — Как это кстати!
У Джека и вид, и повадки юнца, выдававшие в нем новичка, вызвали снисходительную улыбку, которая, впрочем, тут же истаяла, стоило ему вспомнить, что сеть английской разведки разоблачена, а этот паренек тоже находится под приглядом врагов и рискует, как только они сочтут нужным, оказаться в их лапах. Точно так же, как в них в свое время оказался и тот, кто сам сидит теперь в полном дерьме, но позволяет себе посмеиваться над другими.
Прошло около часа, прежде чем он услышал, как к тайнику приближается кто-то еще. Этот человек — в отличие от давешнего новичка, и если уж говорить начистоту, то и от Джека — вовсе не старался таиться. Мало того что под его тяжкой поступью в роще вовсю трещали сучки и с хрустом лопались шишки, так все это вдобавок сопровождалось каким-то гудением, которое, по приближении, обернулось пением.
Джек закрыл глаза, ему не было нужды что-нибудь видеть. Он узнал и песню, и певца.
Уоткин Паунс прислонился к сосне, опустил голову, хрипло дыша, и достал носовой платок, чтобы утереть лицо. Потом он запустил руку в дупло, выудил записку, засунул ее за пазуху все того же потрепанного черного сюртука, который носил и в жару, и в холод, и пошел обратно. Выбравшись на центральную аллею, рыцарь снова затянул свою песню и направился к главному входу.
Слезши с дерева, Джек озадаченно покачал головой. Невероятно! Уоткин — резидент Тернвилля. Ярый, известный всем якобит… но это, оказывается, только прикрытие, дающее ему возможность входить в доверие к тем, за кем ему поручалось шпионить. Двойной агент, верный в действительности…
Кому? Юноша остановился. Ему почему-то вспомнился последний разговор с Рыжим Хью. Точнее, то, что тот обронил напоследок. Тогда Джек не придал этому особенного значения, настолько сильны были в нем и обида, и злость. Что он там говорил? Что Лети… Летти не предательница. Она не сообщала никому об их тайном свидании, потому что любила его. Она пришла попрощаться.
Джек снова двинулся вперед. Не торопясь, поскольку Уоткина он и так видел. Толстяк тоже, видимо, никуда не спешил. Идя за ним, Джек размышлял. Он умел следовать за врагом незаметно, а вот слежку за собой замечал сразу, всегда. Его наставником в освоении этой науки был могавк Ате, и к концу канадской кампании учитель и ученик практически не уступали друг другу. Так мог ли он, даже наполовину
