океан.
Тот, кто желал навестить соседа, не имел возможности безмятежно плыть вдоль берега, как это делалось в Северной Европе или на Средиземном море, а должен был выходить в открытый океан. Некоторым облегчением служили регулярные, гонимые пассатами течения, которые, словно реки, пересекают весь Тихий океан. Да еще муссоны, меняющие в западной части Тихого океана свое направление с норд-веста на зюйд-ост через каждые полгода.
Величайшего уважения заслуживают дерзновенные акции полинезийцев, решившихся направить рули своих судов к Американскому континенту раньше, чем викинги и Колумб. До наших дней пристально смотрят на Тихий океан своими невидящими глазами каменные колоссы острова Пасхи, столь же удаленного от архипелага Цаумоту, как и от берегов Чили. Один из колоссов имеет на груди изображение лодки с надутым парусом. Кто изваял эти многотонные базальтовые монументы? Кто водрузил их здесь? Не иначе как это сделало племя мореплавателей, следы которых ведут в Полинезию.
Какими же судами владели полинезийские мореходы, бросавшие вызов Тихому океану со всех румбов розы ветров? Ведь инструментами этим людям служили только камни — с острыми краями, зубы акулы да раковины! Прародителем полинезийского судна был челн-однодеревка, выдолбленный из целого ствола каменным топором или выжженный. Для повышения мореходных качеств два таких челна ставили рядом и соединяли их поперечными жердями, так же, как поступают при вязке плотов. На этих поперечинах делали настил, сооружали на нем «палубную надстройку» типа хижины, ставили мачту. Однако если норманны на своих драккарах умели уже лавировать против ветра, то описанные выше полинезийские суда были значительно менее маневренными. Очевидно, по этой причине возник еще один, типично полинезийский тип судна.
Оно тоже было катамараном, однако в данном случае параллельно основному челну на расстоянии нескольких метров крепился не второй челн, а плавучий древесный ствол — противовес, не позволяющий первому опрокинуться. Носовая и кормовая части судна были совершенно одинаковы, так что при хождении под парусом с равным эффектом можно было двигаться вперед как носом, так и кормой. Разумеется, противовес должен был находиться всегда с наветренной стороны. Помимо паруса движителями судна были похожие на ланцеты весла: изрядной длины — рулевое и короткие ручные гребки. Такое судно отлично ходило круто к ветру, развивая при этом поразительную скорость.
Ориентировались полинезийцы не только по звездам, но и по волновой зыби, которая в известной степени заменяла им компас: направление движения волн в Тихом океане отличается особенным постоянством. Другим средством ориентирования служила прутиковая морская карта, на которой можно было видеть течения, острова, маршруты. Острова изображались на ней раковинами улиток, маршруты — жилками пальмовых листьев. В путешествиях на 1000 миль и больше не последнее место занимала проблема снабжения продовольствием. Полинезийцы умели уже заготовлять впрок рыбу, плоды папандуса, бананы и т. д. Главным же продуктом питания в их длительных плаваниях были кокосовые орехи.
Так и скользили «идущие вдаль под парусами» (так называли полинезийские морские кочевники сами себя и некоторых из своих богов, например Уенуку), гонимые ветром, по просторам Великого океана. А ведь они и понятия не имели хотя бы о простейших приборах, с помощью которых столетия спустя Колумб и его бродяги пересекли Атлантику, а китайцы добрались до тихоокеанского побережья Мексики, чтобы в обмен на шелк и нефрит набить там трюмы своих джонок серебром, (Изобретатели компаса китайцы пользовались им задолго до того, как он попал в Европу.)
Гребные банки — рабочее место, койка и гроб
Свист плети нарушил монотонный перезвон цепей и мерный ритм шлепающих по воде весел. Мозолистые руки крепче вцепились в рукоятки. Безжалостные надсмотрщики яростно понукали галерных рабов…
Подобные сцены разыгрывались в Средиземном море и в те времена, когда дерзкие драккары викингов бороздили воды Атлантики, и еще несколько столетий спустя. От Леванта до Гибралтара двигателем военных кораблей оставались мускулы рабов.
С этими несчастными обращались куда хуже, чем с машинами на современных судах. Если судовой дизель выходит из строя, его ремонтируют. Раба, который из-за переутомления или болезни не мог больше грести, беспощадно выбрасывали за борт и заменяли другим.
Лишь одна общая черта была у закованных в цепи моторов из плоти и крови с судовыми машинами: как те, так и другие разделяли судьбу тонущего судна. В большинстве случаев галеры шли ко дну вблизи от побережья, и освобожденные от оков рабы легко могли бы достичь суши вплавь. Но никто не думал о том, чтобы освободить их. На своих банках они и гребли, и спали, и умирали. Чтобы во время боя раненый гребец не мог громко кричать, ему, во избежание паники, затыкали рот грушевидным деревянным кляпом, который раб должен был носить всегда на цепочке, одетой на шею. Во время преследования чужого судна или в случае бегства от противника для повышения энергии гребцов им в рот клали куски хлеба, смоченные вином. Ослабевшего и начавшего сбавлять темп раба секли плетьми до тех пор, пока он снова не начинал грести в полную силу.
Разумеется, гребцов следовало регулярно кормить: иначе они не смогли бы работать. Иозеф Фурттенбах в в своей книге «Архитектура навалис» пишет, что гребцам полагалось на день полфунта мяса, полбутылки дешевого вина и миска риса, бобов или гороха. (Легкое виноградное вино и в наши дни считается в средиземноморских странах народным напитком.) Такой рацион получали лишь лучшие галерные рабы, которых причисляли к гребцам 1 класса. Гребцы 2 и 3 классов довольствовались преимущественно сухарями да густой похлебкой, заменяющей и первое, и второе блюдо.
Подобная дискриминация была воплощением испытанной тактики рабовладельцев всех времен: столкнуть рабов лбами друг с другом, чтобы, играя на этом, добиться от них максимальной «отдачи». Галерные рабы тоже были не лишены честолюбия и гордились хорошо выполняемой работой. Прав был Травен, говоря: «Если надсмотрщик, прохаживающийся с плетью в руках вдоль рядов, бросал в сторону галерного раба благосклонный взгляд, тот был счастлив так, словно сам император лично повесил ему медаль на грудь».
Галеры были наиболее распространенным типом судов на Средиземном море, со времен падения Римской империи вплоть до морского сражения при Лепанто в XVI в. Этот же тип судов широко использовался во Франции еще при Людовике XIV. Однако, поскольку рабству к этому времени уже был положен конец (оно возродилось намного позже в форме порабощения белыми негров), «король-солнце» одним росчерком пера повелел объявить галерниками (т. е. теми-же рабами) всех некатоликов.
Галеры были военными кораблями, поэтому каждая морская держава в интересах повышения своего престижа наперебой старалась украсить их пышной резьбой и расцветить пестрыми флагами и роскошными знаменами.
На картинах современников многочисленные флаги и вымпелы галер выписаны во всем буйстве красок. Во время парадов к этому великолепию добавлялся еще военный оркестр, сидящий под ярким балдахином. Гребцам по такому поводу приказывали одевать красные парусиновые жилеты и шапочки с кистями, совершенно теряющиеся, впрочем, на фоне фантасмагорических униформ и пестропереливчатых шарфов офицеров.
Господствующее положение галера заняла в ту пору, когда Византии для защиты от набегов сарацин потребовались специальные суда, составляющие силы своего рода морской полиции. Первоначально парус галеры был треугольный и крепился к наклонному рею. Название свое галера получила от г а л е и — низкобортного судна длиной до 55 м с острыми обводами по ватерлинии. Треугольный парус перешел на галеры с дромонов, более известных под названием дау, которые арабы строили на старых финикийских верфях. Почему такой парус получил название «латинский», — неясно, ибо подобные паруса издревле применяли уже на гонимых муссонами судах Индийского океана и восточно-азиатских морей. При вооружении судна треугольным латинским парусом, который точнее следовало бы называть азиатским, передний конец рея подтягивался к форштевню; к мачте рей крепили в нижней его трети и не под прямым углом, а наклонно. Угол наклона рея в зависимости от силы и направления ветра можно было менять. Длинной мачты
