со Стеф.
Облик Стеф удивил Чарли. Утром Грэм сказал что-то насчет «крестьянки», и Чарли представилась баба с обожженной, облупленной от солнца кожей, мощными икрами, толстыми лодыжками. А Стеф оказалась тонкой и бледнокожей шатенкой с золотыми, апельсиновыми и красными «перышками» в волосах. «Ходячая реклама, – шепотом прокомментировала Оливия. – Покупайте лакокрасочную продукцию фирмы „Дьюлакс“».
Не очень-то приятно отправлять со Стеф сестру.
– Оливия, не пори горячку, – сказала Чарли. – Уже поздно. Почему бы не поговорить утром?
– Потому что ты слишком занята, чтобы поговорить со мной. Очаровываешь любую вещь с членом. – С чемоданом в руке Оливия процокала вниз по лестнице шпильками босоножек от Маноло Бланик.
– Оливия, я меньше всего хотел бы испортить ваш отдых, – сказал Грэм.
Та и бровью не повела. Обернулась к Чарли:
– Долго еще ты будешь продолжать в том же духе – трахать все, что движется, только чтобы доказать неведомо что долбаному Саймону Уотерхаусу?
Лицо и шею Чарли облило жаром.
– У тебя проблема, Чарли. Вопрос в том, как ты с ней справляешься. Может, хватит уже… латать одну и ту же дыру? Не проще ли обратиться за помощью? К психиатру пойти или еще что?
Дверь грохнула, отрезав Оливию, и Чарли расплакалась. Руки Грэма обвились вокруг нее.
– Это я от злости, – пробормотала она.
– А ты не злись. Бедная, бедная Похудейка. Несладко ей пришлось. Лежала там и слушала наши нежности.
– Не смей обзывать мою сестру!
– Несмотря на то что минуту назад она обозвала меня… сейчас припомню… ах да, «вещью с членом»? – Он отважился на ухмылку.
Чарли рассмеялась сквозь слезы.
– Что за привычка давать всем прозвища? Я у тебя Мэм, Стеф – Псинка, теперь еще и Оливия – Похудейка…
– Извини, хотел поднять тебе настроение. – Грэм погладил ее по спине. – Послушай, все наладится. Завтра Стеф скажет, в каком она отеле, я подброшу тебя до Эдинбурга, расцелуетесь и помиритесь. Идет?
– Идет. – Чарли достала из сумки сигареты и зажигалку. – Если скажешь, что это шале для некурящих, голову размозжу.
– Что вы, мэм, я не посмею.
– То, что тут Оливия наговорила про меня…
– Ей было одиноко, она душу и отвела. Я уже забыл.
– Спасибо. – Чарли стиснула его пальцы и подумала: в кои веки встретился джентльмен. Но секс сегодня исключался, слова Оливии продолжали жужжать в ушах.
– Не переживай так, Чарли. Вы с Похудейкой настоящая команда. Сестры и братья редко бывают так близки, как вы с ней.
– Издеваешься?
– Ничуть. Вы орете друг на друга, а это хороший знак. Лично я с родным братом много лет вообще не разговариваю.
– Ты ведь сказал, что у вас общий бизнес.
Грэм внезапно заговорил серьезно.
– Верно. Независимо ни от чего, бизнес у нас общий, но он едва не разрушил этот бизнес, вот в чем беда. В отличие от него, я человек практичный, осмотрительный…
– Трудно поверить.
– Это так. Я не иду на неоправданный риск, чтобы удержать свое дело на плаву. Так и живем – я тащу вперед, а он тянет назад. Очень старается, по крайней мере.
– Вместе работаете – и не общаетесь? Как такое может быть?
Грэм слабо улыбнулся, но тревожная складка между бровей не исчезла.
– Нелепо, конечно… Будешь смеяться, если скажу.
– Я слушаю.
– Держим связь через Псинку. – Он покачал головой и попытался вернуть Чарли на постель. – И довольно о семейных проблемах. Мы теперь одни, давай затрахаем друг друга до бесчувствия, по совету твоей доброй сестренки, и завтра, когда встретимся с ней, будем полны раскаяния.
– Грэм… – Она увильнула от его губ. – У тебя отличный пансионат. Шале сказочные, кухня великолепная, и спа не хуже, чем в первоклассном отеле. Уверена, все у тебя будет в порядке. Даже твоему нерадивому брату не удастся развалить такой бизнес.
– Вы так считаете, мэм? У меня идея. Раз ты в восторге от ужина, я звоню Псинке и приказываю ей подать нам что-нибудь вкусненькое в постель. На завтрак. – Он снова потянулся за телефоном.
– Нет! – Чарли ухватила его за руку. – Она с Оливией!
– Твою мать… Точно. Завтра у нас не будет покаянного вида, если мы ночью думаем про кровяную колбаску и хашбраун. М-м-м… Вкуснотища.
– Ох, мне ведь кто-то звонил! – Чарли совсем забыла, что виновником скандала с Оливией стал телефонный звонок. А если бы мобильник молчал? Неужели Оливия продолжала бы притворяться спящей, со злобой и обидой слушая, как сестра занимается сексом?
– Подождет? – спросил Грэм.
– Я только гляну, кто это был.
– Но пожалуйста, не говорите, мэм, что у вас имеется еще одна толстая злобная сестрица.
– Не смей обзывать Оливию!
В неотвеченных вызовах высветился номер Саймона. Черт. Он мог побеспокоить ее, только если что-то стряслось. У него пунктик насчет невторжения в личную жизнь. Чарли была совсем не против, чтобы
– Я быстро, – сказала она Грэму. – Извини, работа. Я поговорю на дворе, а ты здесь подожди.
– Придется, раз уж я голый. Поспеши, а то засну к твоему возвращению. Совсем как уставший муж- труженик из кино, если жена слишком долго мажется кремом на ночь. Можешь даже полюбоваться на меня, спящего, с супружеской нежностью.
– Что ты несешь!
– Вот! Вижу улыбку, полную супружеской нежности!
– Еще чего.
Покачав головой, Чарли набросила пальто, сунула ноги в кроссовки, сминая задники, взяла сигареты с зажигалкой, мобильник и вышла. Грэм ей нравился. Даже очень. Забавный такой. Может, и Оливии понравился бы, веди себя Чарли потактичнее. Что за ночь выдалась – сущая катастрофа. Еще и Саймону не ответила, а это хуже, чем обидеть Оливию. Чарли закурила, затянулась глубоко, глядя через поле на сторожку у ворот – офис Грэма. Окошко там по-прежнему горело, но заляпанная грязью машина, которую Чарли видела вечером, исчезла. В полной темноте светились только золотистый квадратик окна, бледно- голубой экран мобильника и пронзительно-оранжевый кончик сигареты. Словно на другой планете. Даже в Испании у Чарли не было такого чувства.
Она нажала кнопку вызова и, дожидаясь ответа, повторяла заготовленную отповедь: «Кажется, я дала ясно понять, чтобы меня неделю не дергали». Надо только произнести эту фразу помягче.
Глава десятая
В два часа ночи я все еще внизу, свернулась в тугой клубок на диване перед телевизором. От усталости ничего не соображаю, а заснуть боюсь. Да и все равно не усну. Нажимаю на пульте кнопку «без звука». Телевизор не выключаю из суеверия: сейчас образы на экране – единственная связь с миром.
По ночам выползает моя трусость, моя слабость, беспомощность – все то, с чем я каждый день с утра до вечера упорно сражаюсь.
