Вдруг из сада послышался какой-то шум, и Джоан пошла на звук, – наверное, Риз там. Она только поблагодарит его за помощь и уйдет. Ноги все еще болели, но это не шло ни в какое сравнение с той болью, которую она испытывала вчера. Сегодня она легко сможет дойти до мастерской плиточника.
Риз сидел на скамье в тени боярышника, а перед ним на расположенном под углом длинном деревянном щите лежала каменная скульптура. Он склонился над ней с молотком и долотом в руках, осторожно отсекая лишние куски камня со складок драпировки.
Похоже, он ваял святую. Контуры рук и ног были едва видны и только угадывались в глыбе камня, зато другие части скульптуры были почти закончены.
Его работу трудно было назвать легкой. Несмотря на освежающий ветерок, бронзовая грудь мастера блестела от пота. Обнаженный по пояс, только в кожаных охотничьих брюках, он уверенно орудовал острыми инструментами. Любая одежда из ткани быстро пришла бы в негодность от трения о шершавый камень.
Риз выпрямился и, сметая осколки, взглянул на результаты своего труда. Потом наклонил голову, оценивая, как выглядит его детище, если посмотреть на него под другим углом. Джоан хорошо знала эту манеру, да и сама точно так же работала над своими статуэтками – сначала набросок, а затем постепенно, выверяя каждое движение, продвигаться к цели. Как говорится, семь раз отмерь, один отрежь.
Зрачки его добрых глаз расширялись, превращаясь в большие черные точки в те моменты, когда ему хотелось что-то получше рассмотреть. Любуясь профилем Риза, Джоан пришла к выводу, что его красивое лицо со строгими чертами не потеряет своей привлекательности и к старости, как это обычно происходит с людьми, обладающими спокойным, мягким характером.
Он наклонился и легко провернул тяжелое колесо, расположенное под скамьей. Фигура святой начала подниматься, пока не приняла почти вертикальное положение. Риз, перепрыгнув через скамью, уже было занес над головой один из своих резцов, но заметил Джоан и остановился. Его взгляд был более пристальным и более дружеским, чем можно было бы ожидать от просто нового знакомого. События прошлой ночи, а в особенности то, что они вынуждены были спать бок о бок на одной кровати, многое изменили. Похоже, между ними начали устанавливаться более глубокие отношения, которых Риз и не пытался избежать.
На Джоан нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере. О том, как крепко, но бережно прижав ее к себе, он нес ее на руках в спальню; о том, как обнимал во сне, словно стараясь защитить от невзгод, выпавших на ее долю. По глазам и движениям Риза чувствовалось, что он думает о том же.
Наверное, он считает, что раз она позволила ему себя обнимать, то таким образом дала повод думать, что он имеет на нее какие-то права. Как же это глупо с ее стороны. Да, вчера она была сломлена и обессилена, но сегодня все изменилось. Ей нужно немедленно покинуть этот дом. Она найдет свое старое платье и наденет его, а эту одежду вернет каменщику. Дружба со строителем, работавшим для королевского двора, не принесет ей ничего, кроме неприятностей.
Риз указал в сторону дерева.
– У меня тут есть эль и сыр, угощайся.
Повелительные нотки послышались ей в тоне Риза, будто он догадался о ее намерениях и попытался остановить ее. Возможно, он увидел страх в ее глазах, не тот постоянный страх, который разъедал ее душу изо дня в день, а еще и другой, новый. Этот красивый мужчина с каменными мускулами спас ее, но в то же время дал ей в полной мере ощутить, насколько она беззащитна и беспомощна перед лицом обстоятельств.
Ноющая боль в желудке не оставляла выбора. Вряд ли в мастерской плиточника предложат пообедать, а ей ведь надо восстановить свои силы после вчерашних событий. Ничего страшного, полчаса в доме этого человека не погубят ее.
Взглянув в ту сторону, куда указывал Риз, Джоан заметила грубый стол, придвинутый к ограждавшей сад стене. Необструганные доски были уложены прямо на каменные глыбы, а на них под салфетками из чистой ткани лежали хлеб и сыр.
Риз тем временем вернулся к работе, и она с удовольствием наблюдала за этим процессом. Про себя она отметила, что его фигура не похожа на фигуру воина – более стройная и мускулистая.
Через некоторое время он остановился и, отложив инструменты в сторону, принялся рассматривать результаты своей работы. Затем, видимо удовлетворенный увиденным, направился к колодцу у противоположной стены и облил себя водой из ведра так, что по его груди заструились извилистые ручейки холодной воды. Таким образом освежившись, он подошел к Джоан и сел рядом. Сняв повязанный вокруг головы платок, откинул свои темные волосы назад. Солнечный свет, пробиваясь сквозь листву деревьев, создавал причудливые тени на его лице, придавая его синим глазам немыслимую яркость.
Зародившиеся вчера вечером чувства не развеялись, подобно утреннему туману. При дневном свете, убаюкиваемые дуновением прохладного ветерка, они, казалось, дремали, но все время напоминали о себе. Его близость волновала Джоан. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда он подошел и как ни в чем не бывало принялся распутывать ее волосы.
Джоан налила ему эля.
– Что это будет за святая?
– Урсула. Это для приходской церкви. Я пообещал сделать ее, если они купят камень, – он улыбнулся, и на его лице появились лучики морщинок. – Священник сказал, что отблагодарит меня, выдав индульгенцию.
– Как я и думала, деньгами здесь и не пахнет. Он рассмеялся.
– Конечно, нет, церковь не расплачивается деньгами.
– Наверное, большая индульгенция.
– Огромная. За эту статую и проявленную мною вчера вечером добродетельность я обязательно попаду прямо в рай.
Она сделала вид, что не заметила упоминания о вчерашнем вечере, хотя в глубине души знала, что он не старается казаться добрым самаритянином.
– Тяжелая работа. По сравнению с ней мои статуэтки – детская забава.
