скульптурой.
В саду забрезжил крошечный огонек. Риз наблюдал за его мерцанием, в то время как Джоан сидела совершенно неподвижно, держа свечу в руке. Похоже, она успокоилась.
Риз отошел от окна, предоставив ей возможность остаться наедине с собственными мыслями. Он снова прошел в глубину комнаты, откуда слушал ее доносившиеся из сада рыдания.
Джоан не понравится, если она узнает, что он все слышал. Он предпочел бы, чтобы она никогда не знала тех горестей и печалей, что выпали на ее долю. Ее горе разрывало его сердце на части, а сочувствие и любовь не давали ему возможности покинуть Джоан. Он был виноват, и не только потому, что довел ее до такого состояния, но и потому, что не смог предотвратить событий, наложивших отпечаток на всю ее жизнь.
Он чувствовал, что должен отомстить виновнику несчастий Джоан хотя бы за ее израненную душу. Это не было правильное решение, но было для него просто единственно возможным. Тогда, три года назад, военачальники обладали неограниченной властью в любой части королевства, бароны не тли с ними ни в какое сравнение. Власть пьянила, некоторые чувствовали себя всемогущими, стоящими выше законов, почти богами. Тогда было совершенно ясно, что сын человека, который сам устанавливает законы, никогда не предстанет перед судом.
То, что произошло с Джоан, предполагало трезвый расчет, преступный, попирающий всякие законы трезвый расчет. Если женщина отдалась по доброй воле, как она сможет доказать, что ее к этому принудили?
Неделями Риз вынашивал в своей голове фантастические планы, упражнялся в стрельбе из лука, долгие дни посвятил наблюдениям, однако, когда появилась возможность перейти к действиям, засомневался, струсил. В результате все закончилось крахом и бегством через всю Англию.
Если бы он был смелее и быстрее, Мортимер погиб бы в тот день, а королевство освободилось бы от его произвола, войска не пришли бы к дому Джоан три года назад, никто из прихвостней Мортимера не унизил бы ее.
Риз приехал в этот город, поклявшись драться, если в этом возникнет необходимость, и никогда больше не колебаться, когда нужно будет разить насмерть. Никогда, но это не распространялось ни на его отношения с этой женщиной, ни на отношения с Мортимером.
Эта клятва определяла его жизненную позицию и поступки, следование ей стало такой же частью его натуры, как и страсть к строительству. Но судьба капризна. В борьбе за справедливость он сам помог захватить власть человеку, за чью жестокость он хотел мстить еще в далекой юности. Он сам сделал правителем насильника, которого однажды уже пытался убить.
Его надежда на лучшее, его упования оказались тщетными. Хуже того, он сам стал предателем собственных убеждений.
Риз поднял с пола свернутый трубкой пергамент, переключаясь на свои фантазии, чтобы отвлечься от происходящего в саду. Совершенно бесполезно – он долго таращился на чертежи, но на самом деле ничего не видел. Часть его все равно была там, в саду, рядом с Джоан, чувствуя ее боль и молясь, чтобы эти слезы очистили сердце от того невыносимого горя.
Он развернул чертеж: старый план, начерченный еще во время мятежа. Как только где-то вдалеке забрезжила угроза войны, все его воображение было брошено на создание проектов хорошо укрепленных замков. На старом чертеже с мельчайшими подробностями были изображены стены крепости и ее главная башня. Чертеж был гораздо подробнее его обычных набросков.
«Он вызывает одного из своих строителей и приказывает ему восстановить укрепления, которые только вчера его солдаты разрушили во время штурма. В один прекрасный день таким строителем станешь и ты», – Риз вспомнил слова Джоан.
Она сразу же сердцем поняла это. Увидела то, что он отказывался принимать; ее обостренное чувство справедливости, все еще сильное и чистое, позволило ей распознать потерю веры в нем.
На лестнице послышались медленные шаги. Должно быть, это Марк, запасающийся на вечер водой. В проеме лестницы показались светлые волосы и горящая свеча, нежное лицо и ярко-голубые глаза. Это не Марк – сегодня Джоан решила выполнить эту работу сама.
Она посмотрела на ведро, чтобы убедиться, что вода не пролилась, и, прежде чем заметила Риза, сидящего у холодного очага, успела выйти на террасу и направилась к спальне.
Заметив его, Джоан остановилась с тяжелым ведром в руке. Маленькая свеча, которую она держала, отбрасывала дрожащую тень на ее сорочку, ноги и руки – она забыла надеть платье.
Риз всматривался в ее лицо, надеясь увидеть подтверждение того, что ей удалось справиться с воспоминаниями. К ней вернулось самообладание – это хороший знак. Она старалась держаться уверенно, но Риз чувствовал хрупкость этого состояния. Он знал: малейший повод – и Джоан может снова разрыдаться.
Ему захотелось подойти к ней поближе, обнять, но она, похоже, не хотела этого.
– Кто она была? Та женщина, о которой ты рассказал мне. Откуда ты знаешь о том, что с ней произошло?
Ее голос казался далеким. Она продолжала разговор, начатый в саду так, будто и не было этих двух часов адских мучений.
– Моя тетка, жена брата моего отца.
Джоан задумалась, словно ей требовалось время для того, чтобы осознать смысл его слов.
– И ты был единственным во всей семье, кого ее поступок не оставил равнодушным?
– Да.
Еще одна пауза.
– Ты любил ее?
– Она была молодой девушкой, немного старше меня. Я любил ее как родственницу, хотя, может быть, и как-то иначе.
