– Ну, в общем, да… Такой он, как дом… Почти как дом.
– А мать у тебя есть?
– У нас не бывает матери! – сказал Лёша презрительно и сжал губы. – У нас вообще только дедушки и мальчики. У нас этих нет… – Он вдруг подозрительно поглядел на Тяпкина и спросил: – А ты кто? Девочка или мальчик? Я вчера думал, мальчик.
– А тебе-то что! – сердито сказал Тяпкин. – Кто есть, тот и есть. Не твое дело. Уходи давай!
– Я просто так… – примиряюще сказал Лёша. – Я же не знаю, как тебя зовут.
Тяпкин подышал обиженно, потом ответил:
– Тяпкин меня зовут. А ещё Люба.
– Значит, ты и девочка и мальчик, – догадался Лёша. – А меня зовут Володя. Мальчик Володя.
– Володька у Галины Ивановны есть, – сказал Тяпкин. – Противный такой, всё время пихается…
Они посидели ещё, подумали, о чем таком можно было бы ещё поразговаривать, но больше пока разговаривать было не о чем, тогда Тяпкин предложил:
– Пошли гулять. А то мать выйдет и на тебя наступит. Она всё время на что-нибудь наступает. На моего зайку наступила вчера, он пищит, а она сама напугалась. Кричит: «Ты что это везде игрушки разбрасываешь!»
– Пойдем. – Лёша обеспокоенно встал. – Я не люблю, когда на меня наступают.
Они спустились с крылечка и пошли рядом. Лёша шагал очень меленько и часто, но поспевал за Тяпкиным. А когда тропка стала совсем узкой и трава начала мешать Лёше идти, тут он вдруг высоко запрыгал.
Даже непонятно было, как он с такими, в общем, короткими ножками может так высоко прыгать.
– Не прыгай! – толстым нравоучительным голосом объяснил ему Тяпкин. – А то устанешь, и будет сердце болеть.
– Как – сердце болеть? – не понял Лёша.
– Как у дедушки. У него, бывает, сердце болит.
– Что ли, твой дедушка много прыгает?
Тяпкин этот вопрос оставил без ответа. Они прошли мимо ручья-речки, поторчали на берегу, посмотрели, как по песчаному дну завиваются водяные косички, Тяпкин сказал:
– У Галины Ивановны шкура от медведя есть. её муж привез. Он такой у нее, ничего… Хороший парень. Лысый такой.
– Я никогда не видел медведя, – забеспокоился вдруг Лёша. – Я хочу поглядеть.
– Там только шкура одна. На стенке прибили.
– Я и шкуру хочу.
Они поднялись из оврага и стали взбираться на горку. По счастью им никто навстречу не попадался, не задавал дурацких вопросов, почему такие небольшие люди разгуливают по поселку совсем одни и где мама? На полянке был привязан маленький белый козленок.
– Поглядим на него? – предложил Тяпкин и присел на корточки.
– Поглядим. – Лёша вдруг снова заволновался, засуетился, забегал, мелко семеня ножками. – Я хочу его понюхать. Я очень хочу его понюхать! Можно, я его понюхаю?
– Я тоже хочу его понюхать! – обрадовался Тяпкин. – Он, наверное, хорошо пахнет, такой весь пушистый. Он, наверное, как кофточка пахнет. Нюхай! Я тоже потом.
Лёша подошел к козленку на близкое расстояние и остановился. Козленок тоже сделал ему навстречу два шажка и остановился, выпрямив коротенькие ножки. Затем он осторожно потянулся мордочкой к Лёше, а Лёша, приподнявшись на носках и положив на круглый живот ладошки, потянулся к козленку. Нос у Лёши был очень маленький и широкий, но вдруг курносый кончик его шевельнулся, круглые ноздри раздулись, и Лёша, полуприкрыв глаза, с наслаждением втянул воздух. Козленок, приоткрывая узенькие розовые щели носа, втянул воздух тоже. Они сделали по маленькому шажку, потом ещё по маленькому шажку, потом вдруг коснулись носами – козленок вздрогнул и отпрыгнул, Лёша вздрогнул и отпрыгнул тоже.
– Теперь я хочу его понюхать! – заторопился Тяпкин и пошел к козленку, но тот начал испуганно бегать, натягивая веревку, будто хотел непременно удушиться.
– Ладно, – отчаялся в конце концов Тяпкин. – Я его на обратном пути понюхаю.
Наконец они пришли к дому Галины Ивановны.
– Вон Володька! – сказал Тяпкин и прижался носом к изгороди. – Гляди, вон бегает, какой противный!
Лёша подпрыгнул выше травы, которая росла внизу, вдоль изгороди, и, обхватив штакетину ногами, повис на ней.
– Вижу… – сказал он. – Нет, ничего… Мальчик просто. Какие у него штанишки коротенькие! Мне нравятся… Я бы хотел такие штанишки.
Володя тоже заметил Тяпкина и подбежал к изгороди.
– Любка! – закричал он. – Ты одна пришла? Влетит тебе от матери.
Тяпкин высунул язык так, будто врач просил его показать горло, и произнес нечто вроде:
– Бе-бе-бе-э-э-э! Володька-болодька!