Великан отправился к величайшему в мире знатоку негодяев-негров, как никто другой разбиравшемуся в их психологии и поведении: к начальнику тюрьмы, знавшему о неграх все.
– Полумесяц – чудовище и герой, – наставительным тоном произнес начальник тюрьмы. – Полумесяц олицетворяет собой все благородное, что есть в негритянской расе: мужество, выносливость, ум, силу, внешнюю красоту. Однако в нем сосредоточены и все ее пороки: испепеляющая, неугасимая ярость, стремление к упрощению вещей, неспособность сосредоточиться на одной цели, нежелание отказаться от сиюминутных маленьких удовольствий ради чего-то значительного, что надо будет ждать год, готовность к бессмысленной жестокости, ненасытная, всеядная похотливость и, в первую очередь, безумное нежелание задумываться о последствиях. Полумесяц сочетает в себе все это, и даже больше.
– Да, сэр, – пробормотал Великан, как всегда слушавший этого великого человека с благоговейным трепетом.
– Вы знакомы с его личным делом, – продолжал начальник тюрьмы. – Полумесяц был сутенером, шулером, боксером, мошенником. Он забивал людей до смерти, выколачивая из них долги, содержал притон в Джэксоне. У него водились большие деньги. Он пил дорогое вино и пенистое шампанское. Выигрывал огромные деньги на скачках. У него были хорошие костюмы, автомобиль, целая свита доверенных лиц и всевозможных прихлебателей. Он насиловал, грабил, сжигал, занимался разбоем, убивал людей ударом ножа. И все это Полумесяц успел проделать еще до того, как ему исполнилось двадцать два года, когда он выстрелом из револьвера убил некоего гангстера-негра по прозвищу Толстое Брюшко. К несчастью для него, пуля прошила Толстое Брюшко насквозь и случайно задела белого ребенка по имени Руфус, который гулял в этом смрадном районе города вместе со своей святошей-мамашей, читавшей проповеди падшим неграм на самых мерзких улицах Джэксона. Естественно, на Толстое Брюшко всем было наплевать, но за смерть белого ребенка Полумесяца едва не линчевали, предварительно вываляв в дегте и перьях, и жив он остался лишь потому, что судья, признанный радикал, сделал снисхождение и не усмотрел в действиях Полумесяца злого умысла в отношении мальчишки Руфуса. Поэтому Полумесяц ограничился лишь пожизненным сроком плюс еще двести лет и вскоре после этого, что совершенно в порядке вещей, стал новым королем Парчменской колонии. Там он убил трех охранников и пятерых заключенных, совершил две попытки бегства, после одной из которых скрывался в течение шести месяцев, и только после этого был переведен в Фивы и попал в «обезьяний дом».
– Да, сэр, я слышал все это.
– Так что если вы возьметесь за Полумесяца, вам придется с ним изрядно помучиться. С самого начала вы должны дать ему понять, кто хозяин, и тем самым лишить его надежды, которая является корнями мужества.
– Да, сэр. Но если я хорошенько поработаю кнутом, Полумесяц сломается.
– Я не сомневаюсь в тебе, сынок.
Итак, Полумесяц.
Даже просто взять его оказалось нелегко. Охранники нагрянули в барак в самый разгар ночи, вдвое большим числом, чем обычно. Пока одни колотили лежавшего на койке Полумесяца дубинками, остальные, вооруженные ружьями, сдерживали остальных заключенных. Окровавленного, оглушенного, скованного цепями, Полумесяца перетащили в черный автомобиль и отвезли в «дом порки».
Дважды он приходил в себя и поднимал бучу. У одного охранника была выбита челюсть, у другого сломаны три ребра, прежде чем Полумесяца удавалось снова усмирить ураганным градом ударов, Своим сопротивлением он лишь оттягивал неизбежное, однако неизбежное в конце концов пришло. Полумесяц остался наедине с Великаном.
Полумесяц стоял, прикованный к столбу. За окном серые предрассветные сумерки раннего утра розовели зарей. Тускло мерцали огоньки свечей.
– Не сомневаюсь, Полумесяц, ты будешь сопротивляться упорно, – начал Великан.
Он обнажился по пояс, сверкая великолепными накачанными мышцами, не уступающими мускулатуре верзилы-негра.
– Вам меня не сломать, босс, – презрительно бросил Полумесяц. – Меня никому не сломать. Вы свалитесь с ног от усталости, а я буду по-прежнему распевать песни.
– Если я не ошибаюсь, Полумесяц, ты давно не пробовал кнута.
– Меня еще никто и никогда не хлестал, босс.
– Ну да, разумеется. Так зачем же начинать сейчас? Какой в этом смысл? Все будет так просто. Ты скажешь мне, кто шепнул тебе магические слова «и придет конь бледный». После этого ты сядешь за стол, выпьешь прохладной пепси-колы, а я разыщу того парня и переговорю с ним. Выясню то, что я должен знать по долгу службы, и у нас в колонии снова воцарятся мир и спокойствие.
– Ничего я вам не скажу, босс. Если вы думаете, что вам удастся вытянуть что-нибудь из Полумесяца, валяйте. Полумесяцу уже приходилось терпеть побои.
– Да, Полумесяц, но ты еще ни разу не сталкивался с настоящим мастером своего дела. А я, скажу без лишней скромности, умею обращаться с кнутом. Я могу делать им такие вещи, что ты удивишься.
Великан представил себе широченную спину Полумесяца, вздувшуюся канатами мышц, как чистый холст, на котором надо будет написать новую картину. Он сознавал, что ему потребуются все силы. Ему придется максимально сосредоточиться, чтобы сотворить что-то новое в искусстве истязания.
– Давай-ка для начала попробуем вот это, – сказал Великан. – Потом расскажешь мне, что ты об этом думаешь.
Он взмахнул кнутом, и, когда конец кнута преодолевал звуковой барьер, раздался громкий щелчок, напоминающий выстрел. Затем Великан нанес пять молниеносных жалящих ударов в пять болевых точек на широкой спине Полумесяца.
Верзила-негр судорожно дергался при каждом укусе: именно эти нервные окончания являются самыми уязвимыми, и боль обжигающими волнами захлестывала его сознание.
– Ну, как тебе это понравилось, Полумесяц? Ты мне поможешь? С тебя достаточно?
– Босс, мой старик, и тот лупил меня сильнее.
– Скажи мне, Полумесяц, а вот так он тебя лупил?
