слишком опытный, слишком хорошо подготовленный. И вами движет убедительное побуждение. Вы работаете на какое-то федеральное ведомство? Вероятно, на ФБР? Или на военную разведку? Вы работаете на армию? Каков ваш интерес в этом деле? Кого вы представляете? Зачем вы здесь?
Ничего не ответив, Эрл сделал еще одну глубокую затяжку.
– Вы продолжаете борьбу. Это просто поразительно. Вас следует внимательно изучить. Я уже достаточно насмотрелся на героев, поверьте мне, и в большинстве своем они оказывались обычными людьми, которых обстоятельства вынудили совершить нечто невероятное. Вы же ведете себя героем день за днем. День за днем. Поразительно.
Эрл снова ответил ему молчанием.
– Ну хорошо, – снова заговорил врач. – Я хочу предложить вам выход. Дать вам надежду. Вам даже необязательно говорить нам, кто вы такой, по крайней мере, до тех пор, пока вы сами этого не захотите, а вы со временем обязательно это захотите. Мое предложение очень простое. Перемените сторону.
– Переменить сторону? – переспросил Эрл.
– Ну да. Присоединяйтесь к нам. Нам нужны хорошие люди. Я смогу сделать вас своим заместителем. Вы будете сытно есть, спать на чистом белье, у вас будут несложные обязанности. Поначалу ваша работа будет казаться вам странной, быть может, даже пугающей. Но вскоре вы поймете, что мы занимаемся здесь очень важным делом. Эта работа крайне важна, и она облагораживает всех, кто с ней хоть как-то связан. Эти несчастные чернокожие заключенные, этот тупой белый сброд, который их охраняет, жестокость, смерть – все это оправдано. Все это делается ради высшего блага нашей родины и нашего образа жизни. Вы поймете это не сразу. Но со временем обязательно поймете. Поверите в высшую правоту нашего дела. Вот тогда мы сможем отпустить вас туда, откуда вы пришли. И вы даже не будете держать на нас зла; наоборот, вы будете гордиться тем, что послужили родине.
Сделав последнюю затяжку, Эрл загасил сигарету о стол.
– Нет, – сказал он. – И не надейтесь. Ни за что на свете. Возможно, мне суждено умереть здесь, но я не приму участия в том страшном деле, которым вы здесь занимаетесь.
– А жаль, – сказал врач.
Глава 27
Сэм не умел лгать. Сэм был решительно против лжи. Ложь влекла за собой самые разные неприятности. И дело даже не в том, что ложь плоха сама по себе; дело в том, что ложь причиняла Сэму физическую боль. Волна лживой слизи поднимается по гортани, сердце начинает ускоренно колотиться, колени дрожат... Сэм терпеть не мог лгать сам и ненавидел, когда лгут другие.
И тем не менее Сэм лгал.
Он лгал, лгал и лгал.
Сэм ненавидел себя за это и клялся именем Господа Бога, что после того, как выберется из этой мерзкой сточной канавы, куда его затащили Дейвис Тругуд и Фиванская исправительная колония штата Миссисипи (для цветных), до конца дней своих он никогда больше не произнесет ни слова лжи, даже столь безобидной, как: «Дорогая, сегодня вы выглядите восхитительно».
Но больше самой лжи Сэма беспокоило то обстоятельство, как легко в ходе своих мучений он выучился лгать.
– Мэм, кажется, у меня есть для вас две новости: одна очень хорошая, другая очень плохая, – заявил Сэм вдове Стоун. – Ваш муж, доктор медицины Дэвид Стоун, получил в наследство приличное состояние. Мэм, я еще не готов открыть вам все детали финансовой стороны дела, но, по моим оценкам, речь идет о семизначной сумме.
Даже эта красивая женщина, холеная, светская, умудренная жизненным опытом, едва заметно вздрогнула, услышав такие слова.
– Да, мэм. Как выяснилось, у отца вашего мужа был брат, если так можно выразиться, паршивая овца в стаде. Этот человек, Дэниел Стоун, разорвал всяческие отношения с родными; надо признать, он вел очень буйный, беспутный образ жизни. Не удивлюсь, если ни ваш муж, ни его отец ни словом не обмолвились вам о нем, поскольку, как это ни прискорбно, Дэниелу Стоуну даже довелось отсидеть срок в исправительном учреждении.
Вдова снова вздрогнула.
– Однако к концу жизни ему удалось сколотить приличное состояние, вкладывая средства в развитие промышленности на Западе. Дэниел Стоун умер, не оставив завещания. Даже после вычетов налогов оставшееся после него наследство, как я уже говорил, будет весьма значительным. Ваш муж был его последним родственником, и состояние его дяди должно перейти к вам как к единственному прямому наследнику.
– Понимаю, – сказала вдова. – Однако я неплохо обеспечена тем, что досталось мне от родителей. И не вижу никаких причин ввязываться в длительные юридические разбирательства ради денег, которые мне совершенно не нужны.
Ах! Как неприятно Сэму было слышать такие слова! Какой характер! Женщина, лишенная алчности! Подобного препятствия он никак не ожидал.
– Мадам, – поспешно добавил Сэм, – взгляните на все шире. Пусть эти деньги не нужны вам лично, однако их можно потратить на то, чтобы увековечить память о вашем муже. Например, можно будет учредить премию имени доктора Стоуна для чернокожих студентов медицинского факультета университета Джона Хопкинса. Только представьте себе молодых врачей, выходящих в жизнь со словами благодарности вашему мужу. Они будут воплощать все лучшее, что есть в чернокожих американцах. Сколько добра, сколько милосердия смогут они принести своим собратьям! Не будет ли это замечательнейшим завещанием, которое оставит грядущим поколениям ваш муж?
Поразительно! Эта прекрасная женщина из высших кругов, отлично разбирающаяся в красоте искусства, обладающая связями в свете, черпающая силы в безупречной репутации своего покойного мужа, окруженная (как предположил Сэм) подобострастным вниманием многочисленных прихлебателей, заглотила эту приманку! Купилась не на желание получить лишние свободные деньги, а на самовлюбленное стремление творить добро: стоило поманить миссис Стоун этой наживкой, и она оказалась ничуть не лучше обычной проститутки, которая охотится в баре за щедрым кавалером.
