– Да в общем-то ничем, Сэм. Я просто подумал, ты должен знать, что тут о тебе справлялись два типа.
У Сэма в груди все оборвалось.
Из Миссисипи?
Он сглотнул подступивший к горлу клубок.
– Кто такие?
– Из Вашингтона.
– Из Вашингтона? – переспросил Сэм.
– Совершенно верно. Они задавали о тебе самые разные вопросы.
– Сотрудники ФБР?
– Похоже на то. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление, хотя прямо они не говорили. Двое в костюмах, со значками, кобуры под мышкой.
– Что их интересовало?
Затаив дыхание, Сэм приготовился услышать: «Твои приключения в Миссисипи. То, почему ты объявлен в федеральный розыск как заключенный, сбежавший из-под стражи в округе Фивы. То, что ты подозреваешься в убийстве старухи-негритянки. То, как твой друг Эрл прибыл тебе на помощь, а ты обрек его на верную смерть. То, как ты нарушал закон и...»
– В основном их интересовали твои политические взгляды.
– Что? Мои политические взгляды?
– Да.
– В чем дело? Я демократ, как и все в штате Арканзас. Но почему кого-то должны интересовать мои политические взгляды? Я выдвигался на выборную должность от Демократической партии. Надеюсь через год снова выдвинуть свою кандидатуру. Всю свою сознательную жизнь я поддерживал Демократическую партию. Не понимаю, какое отношение имеет к моим партийным предпочтениям федеральное правительство?
– Сэм, этих людей интересовало не это. Скорее, они хотели узнать, не наблюдалось ли за тобой чего- нибудь «подозрительного». Как ты относишься к профсоюзам. Что ты предпочитаешь слушать: негритянский джаз или классическую музыку. Какие журналы ты покупаешь. Какие книги читаешь. Какие чувства ты испытываешь к Советскому Союзу. Случалось ли тебе благожелательно отзываться о господине Сталине. Возражал ли ты против нашей помощи Корее. Выступал ли против атомной бомбы. Не считаешь ли ты, что мы должны были поделиться этим секретом с нашими русскими союзниками. Какого мнения ты о коммунистах. Мне показалось, тебя принимают за «красного».
Сэм понял, что это были следователи от комитета по антиамериканской деятельности Палаты представителей.
– И что ты им ответил?
– Сказал, что ты истинный американец, герой войны, что ты, будучи на государственном посту, беспощадно преследовал преступников и занимался поддержанием общественного порядка, что ты обладаешь трезвым рассудком и твердым характером, но вместе с тем добрым и справедливым сердцем. Сэм, тебе прекрасно известно, как к тебе относятся в нашей семье, особенно после того, что ты сделал для Гаррисона.
– Мне совсем не нравится, что эти люди задают обо мне такие вопросы, – нахмурился Сэм.
– Ты совершенно прав, Сэм. Но они сегодня с самого утра ходят по городу. Я подумал, что тебя обязательно нужно предупредить.
– Понимаю. Огромное спасибо, Мел. Кстати, а как дела у Гаррисона?
– Замечательно, Сэм. Он только что сдал вступительные экзамены.
– Потрясающе.
– Что ж, всего хорошего, Сэм.
– Еще раз спасибо и до свидания, – ответил Сэм.
Потрясенный, он положил трубку. Комитет по антиамериканской деятельности? Проклятие! Какого черта? Что за этим стоит? Жалоба из Миссисипи или же...
Телефон зазвонил снова.
На сей раз это была Мэри Файн, владелица химчистки. Та же самая история: два сотрудника правительственного ведомства, вопросы о политических взглядах, намеки на неблагонадежность и радикализм, обвинения в вольнодумии и разочаровании в существующих порядках. Такие вещи могут одним махом разбить все надежды на политическую карьеру.
Затем позвонили парикмахер, редактор городской газеты и, наконец, Харли Бин, председатель окружного совета Демократической партии, а также мэр города и владелец похоронного бюро, обслуживающего почти весь округ Полк.
– Сэм, черт побери, что происходит? Уж кого-кого, а вас я бы ни за что не заподозрил в симпатиях к «красным». Если, конечно, не считать того случая, когда вы отправили Уиллиса Бодайна в тюрьму за то, что тот пошалил с этой негритянкой Надин Джонсон.
– Однако кому-то это может показаться краснее красного, – заметил Сэм.
– Знаете, Сэм, не мне учить вас вашей работе, но если вы «красный», тогда, наверное, нам пора сдаваться коммунякам, раз уж они добрались так далеко.
– Ну, Харли, вы-то знаете, что никакой я не «красный».
