—
— Возможно, завтра ей будет по-прежнему нездоровиться.
— Тогда на следующий день. Мне только нужно переговорить с ней. Я хочу быть уверен, что принцесса счастлива…
— Неужели принцесса может быть счастлива? Она ведь больна.
— Я имел в виду, с
Ворон явился молчаливым свидетелем этого разговора, умудрившись при этом остаться незамеченным. Он вылетел из замка, пролетел над городскими стенами и, нагнав Солдата, приземлился на круп его кобылы.
Птица прокаркала стишок:
Кафф сегодня приходил,
Убираться не спешил.
Запирайте крепче спальни,
К вашей Кафф спешит овчарне.
Солдат даже не взглянул на болтуна.
— Люди не живут в овчарнях.
— Я просто не сумел придумать рифму получше, — ответил Ворон, поклевывая спину лошади, отчего та перешла с ходьбы на трусцу. — А мне очень даже понравилось.
— Значит, он сейчас
— Ну.
Солдат замолчал, и долго еще был слышен только стук копыт по земле.
— Когда вернусь, — наконец промолвил Солдат, — убью его.
— Так Дриссила и сказала. Но, похоже, это не произвело на него впечатления.
— Произведет, клянусь семью богами, произведет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Солдат со Спэггом двигались по равнине, кое-где поросшей деревьями и усыпанной виселицами, на которых болтались повешенные. Тут и там на ветру трепетали ленточки и лоскуты, привязанные к деревьям в память об ушедших в мир иной. Гутрум переживал не лучшие времена, но теперь, когда прежний Король магов умер, у города появился шанс вернуться к более цивилизованному образу жизни.
Спэгг жадно посмотрел на урожай рук, хотя и знал, что, если он отделит их от запястий раскачивающихся на виселицах злодеев, добыча, по всей вероятности, сгниет еще до того, как торговец руками доберется до своего прилавка. И еще Спэгг заметил не без тошнотворного ощущения тревоги, что с многих тел были сняты скальпы и отрезаны нижние челюсти. И в этом повинны не вороны и галки, устроившие себе пир на более мягких частях тел. Тут явно постарались ханнаки.
В Гутруме не было дорог. Гутрумиты с подозрением относились к подобным вещам. Если ты строишь дорогу, говаривали они, банды грабителей — будь то ханнаки или кто другой — будут точно знать, где поджидать путника. Купцы и всякий путешествующий люд предпочитали передвигаться по стране разными маршрутами, выбирая случайные пути. Главное, чтобы было из чего выбрать. Порой в Гутрум наведывались иноземные техники, которые уверяли, что в таком богатом королевстве обязательно должны быть построены дороги, и жаждали немедленно приложить свои умения, дабы показать, на что они способны. Но обычно все эти попытки оканчивались тем, что горе-мастеров до смерти забрасывали камнями, а тела несчастных возвращали на родину.
Спэгг наткнулся на преданного мученической смерти священника — юношу с миловидным лицом. Он был прибит к дереву вверх ногами. Перевернутая голова священника висела, вровень с головой проезжавшего на лошади Спэгга. Спэгг, пораженный растянутыми в улыбку губами над темными курчавыми волосами несчастного, внезапно остановился. Помимо воли его пристальный взгляд устремился в стороны, к ладоням. Руки священнослужителя были вытянуты вдоль ветвей и пришпилены к ним. Тонкие и белые, словно лепестки лилии, с ладоней безжизненно свисали белые пальцы, которым ведомы были одни лобызания, не знавшие тяжелой работы.
— Чему он радуется? — сказал сам себе Спэгг. — Посмотри только на эти руки — прекрасные руки, но ни к черту не годные из-за гвоздей… Ох, попадись мне тот, кто вогнал эти крючья в такую прелестную пару ладоней!
— Вероятно, тут поработали люди-звери, — заметил Солдат. — Мальчишка, окрыленный семью богами, видно, решил, что сможет обратить их в свою веру… Тогда и обнаружил, что люди-звери поклоняются более жестоким божествам, чем может предложить им такой город, как Зэмерканд.
Путники двинулись дальше, на север.
Время от времени Солдата посещало беспокойное чувство, будто их преследуют, но позади он никого так ни разу и не заметил. Конечно, оставалась вероятность, что его передвижения отслеживаются королевой. Королева Ванда не побрезговала бы и помощью какого-нибудь мага, прячущегося в облике живой зверюги, чтобы наблюдать за продвижением путников, однако Солдат ни разу не видел одну и ту же птицу или млекопитающее дважды и в итоге успокоился, отбросив все свои подозрения.
— Если пойдем дальше, — буркнул Спэгг, — попадем в страну людей-зверей.
Не успел он произнести эти слова, как Солдат поднял вверх руку. На горизонте показался охотник на лошади — нагой мужчина с лисьей головой. Один из племени людей-лисиц. Рыжая голова повернулась, и он увидел путников. С пояса этого странного существа свисали крепящиеся на кожаном ремне лук и длинный нож. Воин-лис смерил путешественников взглядом, обратил внимание на их внушительное снаряжение и ускакал вниз по горному хребту, где моментально затерялся.
Спэгг перевел дух.
— Вот уж повезло.
— Совсем не обязательно, — сказал Солдат, который и сам был несколько обеспокоен. Ему уже доводилось сражаться под знаменами карфаганской армии с людьми с лисьими, волчьими и собачьими головами. Грозный это был враг. В отличие от ханнаков, чья глупость порой мешала им в битве, люди-звери были умны, да и ярости им было не занимать. — Не исключено, что он отправился за главной загонной сворой. Надо двигаться дальше, и чем скорее, тем лучше. Вон видишь, там уже и лес начинается…
Через час они были в относительной безопасности лесного сумрака.
Над головой высились деревья. В этом лесу Солдат последний раз виделся с Утелленой и ее сыном. Мальчика в Зэмерканде прозвали ведьмаком, но Солдат знал, что тот не имеет к колдовству никакого отношения. Отец его был чародеем, а мать — простой смертной. На лодыжках мальчика остались ожоги — следы пальцев ведьмы, которая помогала ему появиться на свет; только это и связывало ребенка с ведьмачеством.
— Не нравится мне здесь. — Спэгг, задрав голову, пристально вглядывался во мрак, царящий в вершинах. — Совсем не нравится. — Торговец снял шляпу и почесал в затылке.
Солдат удивленно воззрился на него.
— Глазам своим не верю! Да ты сбрил все волосы!
— Совершенно верно, — ответил Спэгг и водрузил потрепанную широкополую шляпу на ее обычное место. — Если встретим на пути ханнаков, я хотя бы скальп сберегу. А вот ты — вряд ли. Лишишься ты своих роскошных кудрей как пить дать. Представляю, как с тебя будут верхушку отколупывать. Вот потеха!
Солдат и сам прекрасно знал об особой страсти ханнаков к волосам. В свирепости этим жестоким варварам не было равных, но они все как один рождались лысыми. С самого детства они завидовали всем волосатым существам на этой планете и испытывали особую радость, срезая с вражеских черепов верхнюю часть. Если же поверженный враг носил бороду, то он непременно лишался нижней челюсти, и вскоре леденящий кровь шиньон закрывал позорную безволосость какого-нибудь ханнака. Дикари не слишком заботились об эстетике и потому не видели причин утруждать себя выскабливанием и просушиванием трофеев.
— Ты что, и вправду считаешь, будто ханнаки оставят тебя в живых просто потому, что у тебя нет волос?
