Все трое носили зелено-коричневую форму кубинской полиции, нуждавшуюся в стирке и глажке, но были без галстуков. Вообще-то местом их службы была Севилья, расположенная в нескольких милях от берега, но после безумного нападения на казармы Монкада им велели организовать блокпост на окраине прибрежного города Сибоней. Однако затем лейтенант решил, что беглец едва ли заявится в густонаселенный город. Поэтому он поехал в джипе на запад, искать более подходящее место. Наконец они нашли старый шалаш, где провели день без радио– и телефонной связи, готовые отдать жизнь за Кубу и ее президента, а в ожидании этого момента как следует отоспаться. Новый чин Сарриа не светил (для чернокожего вполне достаточно лейтенанта), а двое других мечтали лишь о том, как бы отлынить от дежурства. Все трое были вооружены, однако два из трех их револьверов были пусты. Патроны имелись только у лейтенанта, но, поскольку произведены они были в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, Сарриа сомневался, что от них будет какой-нибудь прок.
– Ну, – проронил лейтенант, – думаю, нам нужно что-то предпринять.
– Наверно, – грустно ответил Де Гуама. Ему всегда что-то мешало. – А кофе допить можно?
– Он всегда хочет кофе, – сказал рядовой. – Он живет ради кофе.
– Ну, Де Гуама, вообще-то нет. Я бы предпочел, чтобы ты пошел с нами. Как ты на это смотришь?
Сарриа не иронизировал. Обязанности командира его тяготили. Он искренне хотел знать мнение капрала.
– Нет-нет, я не против, – ответил Де Гуама.
Все трое встали. Моралес не смог найти свою фуражку, а Де Гуама не стал надевать сапоги.
– Мы все равно пойдем по песку, а там мягко.
– Ладно, будь по-твоему, – ответил Сарриа.
Они вышли наружу и увидели только то, что видели уже два дня: ослепительно белый песок, ослепительно синюю гладь бухты, ослепительно голубое небо и темно-зеленый лес на спускавшихся к самой воде отрогах Сьерра-Маэстры. Солнце было жарким, ветер стих. На лбах полицейских тут же выступил и потек по щекам пот. Воздух был душным, и отсутствие ветра никого не радовало. Что ни говори, стоял конец июля.
– Думаю, стреляли вон там.
– Это опасно? Человек с ружьем? Наверно, лучше вернуться в город и вызвать подкрепление.
Де Гуама был не самым храбрым из полицейских.
– Это просто охотник, – откликнулся рядовой Моралес. – Наткнулся на кабана и прикончил его, вот и все.
– Кабаны не спускаются так низко, – возразил лейтенант Сарриа. – Они любят высоту. Там прохладнее.
Все трое немного прошлись по песку, но не увидели ничего необычного. Птицы, цветы, орущие чайки, рыболовный траулер у самого берега…
– Я никогда не видел, чтобы они подходили так близко, – заметил Моралес.
– Может быть, они и стреляли?
– Ружье на этом старом корыте? Сомневаюсь. Впрочем, у шхуны слишком глубокая осадка. Может быть, они сели на мель.
– Нужно спросить.
Они двинулись вперед. Потом было много споров, но все же Моралес, а не Де Гуама первым заметил какое-то движение справа и криком предупредил остальных.
Спешнев по-пластунски отполз в деревья, притворился мертвым и начал ждать. Но солдаты не появились. Их не было. Он пытался мысленно восстановить последние секунды. Они с мальчишкой стоят по колено в воде, отмокают, пьют понемногу, не давая себе воли, как сделали бы на их месте дураки. Судно в нескольких сотнях метров от берега. Солдаты еще не поднялись на гребень. Никакого шума, никакого признака присутствия людей. Вообще ничего.
Он смачивает свой головной платок, протягивает его, и в этот момент платок вырывается из его руки, летит через ручей, из поверхности воды вылетает фонтан; одновременно Спешнев чувствует свист пролетевшей пули и прикосновение горячего ветра.
Сила этого ветра, звук выстрела, мощь, с которой платок вырвался из его руки, – все говорило о крупном калибре военного образца. Но тогда почему пуля не попала в голову ему или мальчишке? Он понимал, что платок выбили из его руки нарочно: снайпер был талантлив и мог бы всадить ему пулю в ухо или глаз.
Но эта тайна волновала Спешнева недолго. Сейчас от него требовались точность и скорость. Найти мальчишку. Подняться с ним на борт. Но как это сделать, если снайпер играет с ним в кошки-мышки?
И тут его осенило. Это мог быть только один человек. И его послание гласило: «Ты проиграл. Проиграл, но сохранил жизнь. Если попытаешься выиграть, умрешь. Мне придется убить тебя. Но пока что я только нанес тебе поражение».
«Что ж, – подумал Спешнев, – человек ты умный и смелый, но я тоже должен выполнить свой долг. Если мне представится шанс, я постараюсь тебя убить».
Он с беспощадной ясностью понял, что этот человек не станет стрелять в него. А если и станет, то не для того, чтобы прикончить. Будет следить из своего идеального укрытия и выстрелит только в том случае, если Спешнев попытается что-то предпринять.
Спешнев понял, что…
И тут его внимание привлекло какое-то движение. За пологом деревьев он увидел трех полицейских. Откуда они взялись, черт бы их побрал? Судя по мешковатой форме и ленивой походке, эти люди не имели никакого отношения к отряду капитана Латавистады. Вообще-то говоря, они продвигались вперед так осторожно, словно предпочли бы оказаться в каком-нибудь другом месте. Было заметно, что звук выстрела не доставил им никакого удовольствия.
Просто комедия… На них охотились лучшие силы кубинской тайной полиции с советниками из ЦРУ и потерпели фиаско. А эти три идиота преуспели.
Потому что они приближались к груде тряпок, которая пряталась за деревьями. И эта дрожащая груда могла быть только Фиделем Кастро.
– Это человек? – спросил Де Гуама.
– Думаю, да. Это бродяга. Он спит.
– Эй! – крикнул лейтенант. – Эй, ты! Просыпайся!
Фигура – это действительно был человек, а не груда тряпья, валявшаяся за деревьями, – зашевелилась. Сначала они увидели лохматую голову, потом блестящие карие глаза, широкий нос, пухлые губы и наконец все лицо целиком.
– Это он! – воскликнул Де Гуама. – О боже, это Фидель!
Молодой человек медленно сел, потом встал и поднял руки.
– А я думал, ты негр, – сказал лейтенант Сарриа. – Я думал, только у негра хватит духу сражаться с президентом.
– Я сражался за негров так же, как за остальных кубинцев, – ответил Кастро. – Сражался за всех вас.
Издалека донесся свисток.
Все четверо посмотрели наверх. Там, на гребне, собрались солдаты, офицер выкрикивал приказы, лаяли собаки, а потом отряд начал спуск.
– Они убьют меня, – сказал Кастро. – Пожалуйста, не отдавайте меня им. Их командир выколол глаза многим моим друзьям. Он и мне выколет глаза, а потом расстреляет.
– Да, – сказал лейтенант Сарриа. – Это Ojoc Bellos из тайной полиции. Я знаю, какая у него репутация. Де Гуама, Моралес, бегите назад и пригоните джип. Мы отвезем этого беднягу в Сибоней.
Подчиненные дружно повернулись и побежали.
– Ты можешь сесть, – сказал Сарриа. – У нас есть несколько минут.
– Спасибо, – ответил Фидель.
Оба сели. Сарриа держал в руке пистолет, но не целился из него и не делал никаких драматических жестов. Честно говоря, он побаивался оружия.
– Юноша, ты ведь не попытаешься бежать, верно? Терпеть не могу стрелять в людей. За двадцать семь
