– Я хотела соблюсти свои интересы, но не могла видеть, как он страдает.
– Я рад, – ответил Франческо.
– Но что мне делать теперь? – жалобно произнесла Селия.
– Все очень просто. Завтра ты позвонишь в организацию, оказывающую помощь слепым, объяснишь, что произошло, и попросишь найти тебе другую собаку. А пока можешь называть меня Джако.
– Ты хоть знаешь, во что ввязался?
– Знаю и делаю это по доброй воле.
– Я, наверное, сошла с ума.
– Так нечестно! Оставь немного безумия и на мою долю. Я это заслужил.
– О чем ты говоришь? – спросила она, смеясь.
– Я знаю, что тебе интересны только безумцы, и стараюсь от них не отставать.
– О, дорогой, смогу ли я когда-нибудь тебя понять? – вздохнула она.
– Кто знает. Для начала ты могла бы сварить мне кофе.
Когда они сидели за кухонным столом, Франческо спросил:
– Итак, каковы мои обязанности? Я должен буду носить ошейник?
Ее губы дернулись.
– Думаю, мы можем обойтись без ошейника и поводка, но только если ты будешь послушно выполнять все мои команды. Сидеть, когда я тебе скажу…
– Залезать под стул, когда ты не будешь во мне нуждаться.
– Думаю, мне будет очень весело, но вот захочешь ли ты это выполнять, другой вопрос.
– Я же сказал тебе, что буду твоим Верным псом. Вот только ты разоришься на собачьем печенье. Я очень прожорливый.
Селия прыснула со смеху. Франческо обрадовался, что смог наконец развеселить ее.
– Не переживай, у меня большой запас печенья. Но если ты будешь хорошо себя вести, я буду баловать тебя и другими вкусностями.
– Обещаю. Я даже буду спать у твоей кровати.
– Как хороший пес, ты будешь спать в отдельной комнате, – твердо проговорила она.
– Гав! – послушно произнес Франческо.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
На следующий день они отправились на виллу Ринуччи за его вещами. Зная свою мать, Франческо сначала позвонил ей и все подробно объяснил, иначе расспросов о свадьбе было бы не избежать.
Хруп пообещала вести себя хорошо. Она ни о чем не спрашивала Селию и нагрузила их пакетами с домашней выпечкой.
Вопреки всем ожиданиям, жить под одной крышей оказалось настоящей пыткой. Прежде они жили как любовники и свободно переодевались в присутствии друг друга. Сейчас Франческо был для нее чем-то средним между слугой и собакой-поводырем, не имеющим никаких привилегий, только обязанности. Что теперь поделаешь, сам напросился.
Он уже во второй вечер понял, как нелегко ему придется. Ища свою любимую ручку, он подумал, что, наверное, она выпала из кармана его пиджака в тот день, когда они занимались любовью. Предположив, что Селия принимала ванну, он вошел в ее комнату. Но она сидела на кровати в одних розовых атласных трусиках.
– Прости, – сказал Франческо, отворачиваясь. – Я думал, ты… Я пойду.
– Ты что-то хотел?
– Так, ничего… Я просто искал… Ладно, в другой раз.
Он быстро удалился, потрясенный тем, что с ним творилось. Прежде он видел ее полностью обнаженной, но всегда с ее согласия. Сейчас ему было стыдно, словно он нарочно подглядывал за ней, пользовался ее уязвимостью. Но при этом он все равно испытал удовольствие – как в юности при просмотре запрещенного фильма. Правда, на этот раз увиденное так его взволновало, что он не смог уснуть всю ночь.
С ведением хозяйства никаких проблем не возникало. Селия прекрасно со всем справлялась. Правда, Франческо настоял на том, что сам будет стелить себе постель. В ответ Селия рассмеялась и сказала, что не стала бы требовать этого от Джако.
Когда она работала над своими проектами дома, он оставлял ее на несколько часов и ехал к себе на фабрику. Если ей нужно было поработать с Сандро, он отвозил ее к нему в офис, а вечером забирал.
Прыжок Сандро с парашютом вызвал в обществе всплеск интереса, и Франческо с опаской ждал, когда Селия сообщит ему о своем намерении повторить подвиг Сандро. Мысленно он уже подготовился к этому, поэтому беспрекословно примет ее решение и отвезет ее на аэродром. Она даже не узнает о его переживаниях.
Но дни шли, а она ни о чем подобном не говорила, и он успокоился.
Вечерами они гуляли вдвоем по улицам Неаполя. Он рассказывал ей о достопримечательностях города. Это было самое счастливое время. Иногда они перед тем, как вернуться домой, стояли на берегу моря и
