путешествовали в мире фантазии, чтобы хоть на некоторое время забыть о своей жизни.
Рэчел стремилась убежать от реальности по другой причине. Эту причину она случайно обнаружила в тот день, когда ей исполнилось одиннадцать. Они тогда ненадолго остановились в грязной комнатушке какого-то мотеля. Городок был маленький, какой-то весь поблекший, затерянный где-то между Фениксом и Альбукерке. Мать получила, место горничной в этом же мотеле, отец, как всегда, отправился охотиться за работой. Рэчел, как водится, была предоставлена сама себе. В тот момент она сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. Рядом лежал открытый журнал с фотографиями кинозвезд, и Рэчел пыталась причесаться в различных стилях. Вдруг ее, как током, пронзила мысль: а ведь меня не назовешь хорошенькой. Фактически, с ужасом поняла Рэчел, она была просто невзрачная.
Рэчел сравнила свою внешность с фотографиями актрис, которые считались тогда эталоном красоты. Список несовершенств, по крайней мере с точки зрения одиннадцатилетней девочки, был бесконечен. Густые брови, абсолютно прямые волосы, немного вялый подбородок и, что хуже всего, совершенно невероятный нос.
Это открытие доставило Рэчел немало мучений. Отец лишь подлил масла в огонь, заметив однажды после очередного неудачного дня и обильных возлияний: — Да, а девчонка-то становится уродиной. Внешность каждого ребенка сильно меняется в детстве. Черты лица более-менее оформляются лишь в ранней юности. Примерно с шести лет черты лица Рэчел были как бы несколько размыты. Она ничем не отличалась от остальных детишек, которых полно на любой детской площадке. В одиннадцать лет она вступила в стадию формирования, черты ее лица начали определяться.
Нос у нее был с горбинкой, такой нос очень бы украсил лицо, если бы Рэчел была мальчиком. По правде говоря, любого мужчину такой нос сделал бы мужественно-красивым, но на женском лице, не говоря уже о лице девочки, он смотрелся совершенно не к месту. Рэчел это знала.
Она наблюдала за своей внешностью в течение следующих нескольких месяцев, молилась и надеялась, что природа что-нибудь в ней подправит. Но чем дольше она наблюдала, тем больше росла в ней уверенность, что все останется как есть. В результате Рэчел избегала смотреть на себя в зеркало.
Как-то они проводили зиму в городке Галлап, штат Нью-Мексико. Сострадательной соседке стало жалко миссис Дуайер и ее некрасивую дочь. Она хотела подарить им средство для завивки волос. Закомплексованная Рэчел так категорично отказывалась, что дама обиделась и избегала их после этого случая.
Мать Рэчел понимала, что творится с дочерью. Как могла, она старалась приободрить девочку, дать ей любовь и теплоту, которых той так безнадежно не хватало. Но трагедия заключалась в том, что сама миссис Дуайер была потерянным человеком. Алкоголь и беспорядочный образ жизни сделали свое дело. Во что бы то ни стало она старалась угодить мужу, которому никогда нельзя было угодить. Она ходила с ним по барам, участвовала в попойках дома, позволяла всячески унижать себя. Порывы миссис Дуайер любить дочь были нечасты, непредсказуемы и часто некстати.
Впрочем, существовали и такие люди, которые действительно знали, как проявлять свою любовь. На них Рэчел могла обрушить всю нерастраченную силу любви, данную ей природой. Эти люди были героями книг.
Рэчел читала все, что попадалось ей под руку. Иногда это были журналы со светской хроникой, выброшенные кем-то за ненадобностью. Детские книги встречались редко. Зато Рэчел проглатывала огромное количество детективных ро-манов. Библиотека служила ей входом в мир чудес. Какое счастье, что почти каждое местечко, в котором они останавливались, пусть это был самый грязный и убогий городишко, имело свою библиотеку! Даже парковка трейлеров, на которой они остановились, когда ей было десять. До настоящего города было еще десять миль. Место было полузаброшенное, о цивилизации напоминали лишь заправочная станция, магазин и бар. Но в конторе парковки была полка с книгами. Когда люди уезжали, они оставляли свои читанные-перечитанные книги, чтобы новенькие могли обменять свои книги. Это было изобретение Миссис Симонс, пожилой дамы, которая смотрела за порядком на парковке. Рэчел быстро узнала о книжной полке и познакомилась с ее содержанием.
Одинокая и неуверенная в себе, некрасивая и тоскующая по настоящей привязанности, Рэчел окунулась с головой в книги и затерялась в восхитительном мире фантазии. Вместе с героями она пускалась в приключения, испытывала восторг любви, путешествовала по звездам. Рэчел читала абсолютно все, ей был интересен каждый жанр, любой сюжет. Все они поддерживали Рэчел, сердце ее оставалось непорочным и доверчивым. Звездные рыцари Артура Кларка были ее идеалом. Доблесть, смелость и отвага выгодно отличали их от людей, которых Рэчел встречала в реальной жизни. Только они были достойны ее любви.
Волею обстоятельств Рэчел, главным образом, читала романы для взрослых. При этом она, как ни странно, оставалась наивной и неискушенной. Когда она размышляла об этом несколько лет спустя, то объясняла это тем, что детский ум, встречая в книгах что-либо, похожее на реальность, отказывался это воспринимать.
В четырнадцать лет Рэчел оставалась невинным, уязвимым созданием, совершенно не приспособленным к тому, что уготовила ей жизнь.
Шел дождь. Один из тех, которые начинают литься в пустыне как бы из ясного неба и неожиданно заканчиваются. Капли дождя вовсю барабанили по тонкой крыше трейлера.
Это был другой трейлер: Дуайеры сменили уже пять машин. Трейлер был другой только в этом смысле. Во всем остальном он напоминал прежние: такой же тесный, грязный, покосившийся, пропитанный запахами и неудачами прежних временных постояльцев.
Отец восемь дней где-то пил. Рэчел молила Бога, чтобы он на всю ночь остался переждать где-нибудь ливень. Она не отрываясь читала «Марсианские хроники» при свете тусклой мерцающей лампочки. Она была без памяти влюблена в капитана Уайлдера и представляла себя на берегу древнего марсианского канала. Мать ушла в мотель смотреть телевизор.
Через три часа Рэчел была вынуждена отложить книгу. Покалывало в желудке, болел живот. Год назад у Рэчел начались и месячные. Тогда мать сказала ей мягко:
— Нам, женщинам, приходится через это проходить, дорогая.
Рэчел не ходила в шестой и седьмой классы школы, поэтому не была знакома с предметом Женская гигиена. Кровотечение встревожило ее, она заплакала и объявила, что умирает. Миссис Дуайер постаралась, как могла, объяснить дочери, что делать в таких случаях. Мало того, она попыталась раскрыть дочери предназначение женщины:
— Боль — это наш удел, дорогая. Женщины привыкают к ней. Больнее всего рожать детей. Поэтому ты у меня единственная.
— Почему? — Рэчел была воплощенная невинность. — Почему мы должны испытывать боль?
— Я не знаю. Кажется, об этом что-то сказано в Библии. Полагаю, это наказание за то, что сделала Ева.
— Что сделала Ева?
— Ну как же, она ввела Адама в грех, дорогая моя. Он был чист, она же сделала его нечистым. С тех пор мы, женщины, платим за это.
Затем миссис Дуайер сбивчиво попыталась провести связь между месячными и появлением детей на свет, что не очень ей удалось, потому что она весьма смутно представляла женскую анатомию и физиологию. Поэтому Рэчел не много извлекла из этого интимного разговора.
Сегодняшней дождливой ночью, когда она отложила книгу, чтобы выпить пару таблеток аспирина, Рэчел виновато поймала себя на мысли, что как можно дольше хочет пробыть в трейлере без родителей. Она сможет читать всю ночь напролет, сжигая драгоценное электричество, за которое они и так платили с трудом. Войдя в малюсенькую тесную кухоньку, она вдруг почувствовала голод. Полки, как всегда, были почти пусты. Какая-то еда была в холодильнике.
Если миссис Дуайер и была совершенно заурядной женщиной, похожей, как две капли воды, на всех остальных унылых путников, пересекающих юго-западную пустыню, то в одном она не знала себе равных: она готовила потрясающие гамбургеры. Рецепту ее научила одна старушка, в доме которой она работала подростком. Секрет вкусной пищи, — говаривала она, — в приправах. Миссис Дуайер умела сделать гамбургер неповторимым, добавив тимьяна и каких-то других приправ. С годами она так усовершенствовала свой рецепт приготовления гамбургеров, что не могла даже объяснить его или записать. Чувство
