Она потеряла дар речи, когда увидела чек, медленно опустилась на стул и зашептала:
— Благодарю тебя, Господь! — Затем перевела взгляд на Беверли и сказала: — Это сон, или я наяву вижу чек на пятьсот тысяч долларов?
— Я хочу, чтобы вы построили новое здание, которое было бы воплощением вашей мечты: современным, удобным, где бы царили любовь и уважение к людям. Там должно хватить места для всех желающих, женщины должны себя там чувствовать в полной безопасности. Наберите штат квалифицированных сотрудников. Пускай этот приют станет родным домом для его обитателей, пускай они обретут там душевное спокойствие. Я пришлю вам своих адвокатов, они вам помогут. Как вы считаете, это возможно, вы осуществите это?
— Осуществлю? — переспросила Мери, не отрывая глаза от чека. — Конечно! — Слезы навернулись у нее на глаза.
Когда они шли к машине, ставшей предметом всеобщего внимания, Беверли спросила:
— Почему вы занялись этим? Почему вы выбрали именно эту сферу деятельности?
— Очень давно я была замужем. Мой муж постоянно бил меня. Я не знаю, почему я мирилась с этим. Но однажды он напился и ударил моего сына по голове. Я схватила моего мальчика и убежала, укрывшись у священника. Там я открыла для себя Бога и нашла свое призвание.
— А ваш сын?
— От удара очень сильно пострадал мозг, сделать абсолютно ничего нельзя. Сейчас он в клинике, ему тридцать лет, но он даже не может сказать, как его зовут. Возможно, я основала приют, чтобы искупить свой грех, не знаю. Но я точно знаю, что вас послал мне Бог. Я назову приют вашим именем.
— Спасибо. Но я бы хотела, чтобы он носил имя Наоми Берджесс. Моя мать ничего не имела в жизни, пускай у нее будет что-нибудь после смерти.
Операционная. Яркий ослепляющий свет падал на операционный стол, где под зеленой простыней лежал пациент в критическом состоянии. Было тихо, только еле слышно гудели сердечный монитор и вентилятор. Четверо специалистов в зеленых халатах с белыми масками спасали жизнь человека. Самым высоким был хирург. По его лицу градом катился пот, сестра не успевала вытирать его. Воздух будто наэлектризован, в глазах присутствующих застыл страх. Смерть этого важного пациента может повлечь за собой обострение международной обстановки.
— Скальпель! — Операционная сестра подала хирургу скальпель. Он готов был уже приступить к операции, когда доктор Маркус, сидящая в углу, подошла к столу, выхватила скальпель из его рук и сказала:
— Я не так учила держать скальпель. Ты его держишь, будто собираешься резать салями.
— Какая разница, черт побери! — закричал хирург. — Кого это волнует?
— Меня! — заорала в ответ Маркус и швырнула скальпель на пол.
— Оперируйте, — донесся усталый голос. — Оперируйте, прошу вас. Доктор Маркус, можно вас на минутку. Она презрительно взглянула на хирурга, резко повернулась и вышла из операционной.
— Доктор Маркус, дорогая, — сказал режиссер, взяв ее за локоть и отведя в сторону. — Понимаете, если вы постоянно будете делать замечания, мы никогда не закончим.
— Ваш хирург просто идиот. Так нельзя держать скальпель. Ему надо научиться прежде всего держать скальпель правильно, а он даже слушать об этом не хочет.
— Доктор Маркус, милая, — сказал режиссер и отвел ее в сторону от операторов. — Это такая мелочь. Никто внимания на это не обратит. Это же телефильм. Она с раздражением посмотрела на режиссера.
— Послушайте, Барри Грин взял меня в качестве научного консультанта. Если никто не прислушивается к моим советам, я не вижу смысла в сотрудничестве с вами.
— Хорошо, хорошо. Успокойтесь, пожалуйста.
Доктора Маркус не очень интересовало, что ей собирались сказать. Она повернулась и решительно пошла прочь.
Линда жила на побережье, ее дом был у подножья утеса, на сваях, выходящих из воды. Во время приливов волны бились о сваи, и дом раскачивало. Брызги поднимались вверх, и соленый морской запах наполнял дом. В доме было четыре комнаты, он был старый и стоил полмиллиона.
Апрельским вечером Линда ждала Грина. Шел дождь, море штормило. Казалось, Тихий океан восстал против всех сооружений на сваях и хотел их свалить. Волны равномерно бились о сваи. Океан напоминал живой организм. Он, казалось, говорил с Линдой, то повышая тон, когда волны с силой разбивались о сваи, то понижая, когда они отступали. Линда ходила по комнате. Она уже начала беспокоиться и поставила пластинку Бетховена. Музыка Бетховена вторила мелодии океана. Линда задумалась о подводном царстве, о водорослях, которые обвивали сваи ее дома, о подводных жителях, она вспоминала многочисленные бессонные ночи, когда слушала шум океана, размышляя о своем одиночестве.
Линда не стремилась к такой одинокой жизни. Ей всегда хотелось иметь семью. Она делала все возможное, чтобы сохранить два своих непродолжительных брака, она всегда стремилась иметь друга, которого любила бы верно и преданно. У нее были поклонники. Но как только дело доходило до интимных отношений, появлялись проблемы. Линда сразу же испытывала отчуждение, и отношения на этом заканчивались.
Она посмотрела на часы над камином. Прошел уже час, как позвонил Барри. Линда решила расторгнуть контракт со студией. Барри уговаривал ее подумать и не поступать опрометчиво. Он хотел заехать и поговорить с ней. Линда пригласила его в свою дорогую лачугу.
Раздался звонок, Линда открыла дверь. На пороге стоял Барри со свертками в руках. Его машина стояла рядом с машиной Линды. По пути он заехал в магазин и купил хлеб, бифштексы, шампанское. Когда он разложил содержимое своих свертков на столе, она поняла, зачем он пришел и почему она его пригласила.
Они говорили о телефильме, он уговаривал ее остаться.
— Я не допущу возражений, — сказал он, когда они сели около камина. — Обещаю, он во всем будет тебя слушаться. Мужчины такие упрямые.
Они говорили обо всем на свете. Барри следил за тем, чтобы их стаканы были наполнены вином.
Линда старалась расслабиться. Она заставила себя улыбаться, смеяться. Шампанское ударило ей в голову. Она сняла туфли и поджала ноги под себя. Барри очень привлекателен, — подумала она. — С ним очень легко. Он общительный, доступный, невысокомерный, всегда спокойный. Он подчиняет себе людей, но делает это очень незаметно. Это располагает людей.
Нельзя было отказать ему и в чувстве юмора.
— Я рассказывал о моем двоюродном брате? — спросил он, когда открыл еще одну бутылку. Он придвинулся к Линде и наполнил ее бокал. — Абэ, мой кузен, ехал в, поезде на верхней полке. Женщина на нижней полке не давала ему спать. Она не переставала повторять: Я хочу пить, я умираю от жажды. Абэ спустился со своей полки, пошел в конец поезда, принес ей воды. Забрался на свою полку и только задремал, как вдруг услышал: Я так хотела пить.
Линда засмеялась и подняла свой бокал. Есть ей больше не хотелось, еду можно было убрать в холодильник.
— У вас здесь очень уютно, — сказал Барри. — Ваш дом очень дорогой. Вы, должно быть, много за него заплатили.
— Да. Мне с этим домом страшно повезло.
— Сейчас вы можете просить за него даже миллион, и желающих купить будет много, его купят сразу же.
— Сваи дома постепенно разрушаются. В один прекрасный день он может уплыть на Гавайи.
— Вы когда-нибудь там были?
— Я занималась в интернатуре в Гонолулу.
— Серьезно? Почему вы стали хирургом?
Она вспомнила операционные, хирургов, сложные операции по пересадке кожи, всех, кто спасал ее после аварии, в которую она попала в детстве.
— Чтобы доказать, что я могу выполнять сложную и ответственную работу. Моя лучшая подруга —
