„Моя слава! Моя слава! Зачем они отняли ее у меня? За что они так обидели меня? Паэс! Паэс! Бермудес был… оскорбил… Сантандер стал моим врагом. Он хотел сместить меня, хотел убить…“
Во время нашей беседы Боливар тяжело вздыхал, его дыхание было прерывистым, а взгляд — мутным. Все это говорило о слабости его тела и упадке духа, возбуждая сострадание и уважение к нему».
Произошло то, чего Боливар больше всего опасался: конгресс принял федеральную конституцию, против которой он всегда выступал. Его диктатура не смогла противостоять местничеству представителей Новой Гранады. Больше того — в награду за сохранение единства с Новой Гранадой Паэс потребовал, чтобы Освободитель покинул страну. Конгресс избрал нового президента. Им стал сторонник Сантандера генерал Хоакин Москера.
Освободитель покинул поле боя. Ради сохранения целостности Великой Колумбии Боливар решил уехать из страны. Он не сказал об этом решении ни Мануэлите, ни Сукре, хотя они были самыми близкими ему людьми. Боливар боялся, что они уговорят его остаться. Он был уверен, что поправится и вернется обратно. Он ни за что не оставил бы Мануэлиту, если бы знал, что умирает. Но больше им не суждено было встретиться.
ГЛАВА 19 КОНЧИНА
8 мая 1830 года, воспользовавшись временным отсутствием Мануэлиты, Боливар покинул Санта-Фе- де-Боготу. Он попрощался с официальными лицами и простыми гражданами. Многие из них плакали. Полковник Кэмпбел, посол Британии, сказал о Боливаре: «Он самый великий колумбиец». В пригородах молодежь насмехалась над ним, выкрикивая: «Лонганисо!» (дурачок). Юные повесы намекали на сходство Боливара со слабоумным человеком, разгуливавшим по улицам Боготы в солдатской форме.
В Хонде его ожидали плохие новости. Генерал Флорес, тот, что вместе с Сукре разбил перуанцев, провозгласил независимость Гуаякиля, Кито и южной провинции Великой Колумбии, которая теперь называлась Республика Эквадор. Боливар грустно заметил по этому поводу: «Потомки не смогут увидеть ничего страшнее того, что происходит в (Южной) Америке. В будущем ситуация еще больше ухудшится. Кто бы мог подумать, что мир сойдет с ума и, как каннибал, будет пожирать собственный народ?»
16 мая Боливар на корабле отправился вниз по реке Магдалене. Ее сильное течение несло его мимо тех самых мест, где когда-то он впервые познал вкус славы. 24 июня по прибытии в Картахену его настигло страшное известие о гибели ближайшего друга — Сукре. Боливар уехал из Боготы, не попрощавшись с ним. Это расстроило Сукре. Он решил вернуться в Кито, к своей жене и маленькому сыну, которого обожал. Перед отъездом из Боготы он написал Боливару: «Вы должны знать, что вовсе не Ваша власть, а наша дружба заставляет меня так нежно любить Вас».
А 4 июня недалеко от Пасто Сукре попал в засаду и был застрелен наемниками главаря местных бандитов. Это было сделано по приказу двух антиболиваристов из Боготы: Хенаро Санта-Марии и давнего врага Освободителя — Обандо. Вполне возможно, что подстрекателем был Урданета, который сохранял верность Боливару, но был соперником Сукре. «Всемогущий Боже, — воскликнул Боливар, — они пролили кровь невинного Авеля!» Через несколько дней после смерти Сукре он получил его прощальное письмо. Это еще больше усилило горькие переживания Боливара. Сукре писал:
«Мой генерал, когда я пришел к Вам в дом, чтобы уйти вместе с Вами, Вас там уже не было. Возможно, это даже хорошо, так как я был избавлен от муки прощания с Вами. Сейчас в моем сердце пусто. Я не знаю, что сказать Вам.
Не могу найти слов, чтобы выразить свою любовь к Вам. Вы хорошо знаете о моих чувствах. Мы знакомы уже много лет. Мою глубочайшую привязанность к Вам питает вовсе не Ваше высокое положение, а наша дружба. Я сохраню ее, несмотря на все превратности судьбы. Умоляю Вас сохранить ту привязанность, которой Вы всегда одаривали меня. В любых обстоятельствах я буду стараться быть достойным ее.
До свидания, мой генерал… Будьте счастливы, где бы Вы ни были, и не сомневайтесь в преданности и благодарности Вашего самого верного друга».
Силы покидали Боливара.
Несмотря на то что убийство Сукре сильно подкосило его, он считал свое болезненное состояние лишь временной слабостью и верил, что еще вернется во власть. В своих письмах разным людям он писал о возвращении к общественной жизни. Боливар поддерживал связь с Урданетой, но тот, то ли сочтя, что Боливар уже сошел со сцены, то ли желая вовсе оттеснить его, общался с ним неохотно.
Боливар угасал, его здоровье ухудшалось с каждым днем. Ему посоветовали переехать сначала в Соледад, а потом в Барранкилью, где был более благоприятный для него климат. Боливар хотел отправиться на корабле в Тринидад, а затем куда-нибудь в Европу, возможно, в Англию. Но у него уже не было сил для такого путешествия. В ноябре 1830 года он написал основателю Эквадора Флоресу язвительное, ироничное и одновременно трагичное письмо:
«Я понял несколько простых вещей: 1. (Южная) Америка нам неподвластна. 2. Тот, кто служит революции, подобен тому, кто плугом возделывает море. 3. Единственное, что мы можем сделать сейчас, — это эмигрировать из (Южной) Америки. 4. Эта страна в конце концов попадет в руки безродной толпы и будет растерзана ничтожными тиранами всех мастей. 6. Европейцы, как и мы, погрязшие в преступности и жестокости, не станут завоевывать нас. 7. Если бы это было возможно, (Южная) Америка вернулась бы к первозданному хаосу».
Врага Боливара — Москеру, правившего в Боготе, вынудили подать в отставку. Верный Урданета возглавил движение за возвращение в Боготу ее бывшего лидера. Но в Венесуэле противники Боливара продолжали клеветать на него. Письмо от сестры Марии Антонии обрадовало его. Она сообщила, что народ требует его возвращения и свержения тиранов. Но было слишком поздно: Боливар был уже не способен к активным действиям.
Теперь он на корабле плыл в Санта-Марту. Боливар еще пытался побороться с Паэсом. Санта-Марта должна была стать плацдармом для этой борьбы. Он прибыл туда 1 декабря 1830 года. По иронии судьбы он нашел убежище в доме испанского консула Хоакина де Мьера. У этого дружелюбного человека была великолепная вилла в местечке Сан-Педро-Алехандрино. Боливар в эти дни писал:
«Я умираю, Бог зовет меня… Мои силы иссякают, мне осталось совсем немного, моя жалкая жизнь подходит к концу… Я не знаю, как спасти свою страну. По-моему, мы потеряли ее навсегда. Если бы я знал, что могу спасти ее, то не задумываясь отдал бы все — свою жизнь, свое счастье, свою честь. Но боюсь, что все эти жертвы будут напрасны. Когда я понял, что не в силах сделать свой народ счастливым, то отказался править страной. После этого тираны отняли у меня мою родную землю. Теперь нет смысла ни в каких жертвах…»
На вилле де Мьера Боливара лечил французский доктор Просперо Реверенд. Однажды с горечью Боливар произнес: «История знала трех великих убийц человечества — Иисуса Христа, Дон Кихота и меня». Это высказывание только наполовину можно объяснить болезненным состоянием стареющего Боливара. Возможно, он сказал так, потому что все идеалисты вводят в заблуждение свой народ. Поэтому он и назвал их «убийцами». Боливар страдал от приливов жара и приступов лихорадки, но продолжал понемногу гулять. Он жаловался, что Урданета не пишет ему. В соседней с его комнате офицеры играли в карты и пели. 9 декабря, смирившись с неизбежностью близкой кончины, Боливар продиктовал свое последнее обращение к народу:
«Колумбийцы! Вы знаете, что я пытался укоренить свободу там, где раньше царила тирания. Я делал
